Темные архивы. Загадочная история книг, обернутых в человеческую кожу

Парижские больницы в XVIII веке предоставляли врачам трупы неимущих больных.

До появления клинической медицины у врачей-диагностов было не так много дел: они отвечали на жалобы пациентов и изучали внешние проявления предполагаемой болезни у живого человека. У работавших в основном с состоятельными людьми этих медиков было мало пациентов и весьма различный уровень подготовки. Они также не так часто взаимодействовали друг с другом, как сегодня, и у них не было постоянного непрерывного образования, которое теперь требуется от врачей. Их точка зрения зачастую была довольно ограничена.

Парижская школа привнесла научную структуру в искусство медицины и создала основу для обмена медицинскими знаниями. Она также поощряла систематические способы изучения тела и болезней, включая исследование трупов и использование инструментов, позволяющих врачам обследовать тела больных так, как сами пациенты не могли. Человеческий организм стал менее загадочным, и пациент тоже превратился в объект для изучения – состоящий из органов, пораженных болезнями.

Попутно медики перестали воспринимать больного как личность – они считали его совокупностью симптомов и проявлений или бездушным трупом на секционном столе. Фуко указывал на присущий больницам дисбаланс между обслуживанием пациентов и обучением врачей, которому отдавалось предпочтение. Он утверждал, что на самом деле мы все выигрываем от прогресса, произошедшего в результате этого крайне неравного обмена.

До появления клинической медицины врачи-диагносты осматривали пациентов только на внешние проявления предполагаемой болезни.

Но смотреть для того, чтобы знать, показывать для того, чтобы учить, не есть ли это молчаливая форма насилия, тем более оскорбительного за свое молчание, над больным телом, которое требует, чтобы его утешали, а не разглядывали? Может ли боль быть зрелищем? Она не только может, но и должна в силу права, заключающегося в том, что никто не одинок, бедный человек в меньшей степени, чем другие, так как он может получить помощь только через посредничество богатых. Поскольку болезнь может быть излечена только в том случае, если другие вмешаются со своими знаниями, ресурсами, жалостью, а пациент может выздороветь только в обществе, то болезни одних должны быть преобразованы в опыт других.

Богатые вкладывают деньги в больницы; бедные получают лечение; знания, полученные врачами в результате наблюдения за нищими, могут быть использованы для лучшего лечения богатых. Клинический взгляд распространялся на то, что тело больного рассматривалось теперь как товар.

Через несколько месяцев после моей поездки в Париж, чтобы посмотреть Конституцию, Бэнкрофтская библиотека в Калифорнийском университете в Беркли прислала образцы из светского молитвенника – того самого, который заставил меня задуматься об антроподермических книгах эпохи Великой французской революции, – Дэниелу Кирби на тестирование ПМД. Результаты показали, что переплет был сделан из лошадиной кожи. Лошадиной! С тех пор все проверенные нами книги, которые, как предполагалось, были изготовлены в ту эпоху, оказались сделаны из шкур животных. Мне было бы намного комфортнее прийти к выводу, что такой практики не существовало в то время и в том месте, но Конституция 1793 года до сих пор не проверена, и этот момент может никогда не наступить. Музей Карнавале уже много лет закрыт на ремонт[14], и тестирование предполагаемой антроподермической книги может не быть их главным приоритетом после открытия. Но надежда умирает последней. Независимо от того, будет ли когда-нибудь найдена книга из человеческой кожи, сделанная в ту эпоху, современная система клинической медицины появилась именно благодаря кровавой Великой французской революции одновременно со слухами о чудовищных предметах из человеческой плоти, и эти две практики переплетены друг с другом с тех самых пор. В сочетании с новой тенденцией коллекционировать книги, основываясь на их физических свойствах, была подготовлена «сцена», на которой в итоге будет процветать настоящая антроподермическая библиопегия.

3. Господа коллекционеры

Летом 1868 года 28-летнюю ирландскую вдову по имени Мэри Линч положили в палату № 27 в Больнице общего профиля в Филадельфии. Это огромное учреждение для бедных в Западной Филадельфии, получившее прозвище Старый Блокли, содержало больницу, сиротский приют, богадельню и сумасшедший дом. Всего четыре года назад несколько стен в женском сумасшедшем доме – «подорванные рабочими» – рухнули, убив 18 женщин и ранив еще 20. Обращение с людьми в Блокли сильно отличалось от ухода за богатыми пациентами. Это было место для отчаянно больных бедняков, и туберкулез Линч (тогда его называли чахоткой) поставил ее в тяжелое положение.