Темные дни, черные ночи (СИ)

- Потому что вы – самый могущественный маг в мире, после, разве что, Мерлина. Но Мерлин меня не очень интересует. Я много узнала о вас из своих книг.

- И вы думаете, Круэлла, вы мне подойдете? – он смотрел на нее с интересом, демонстрируя, что уважает ее мнение. Это тоже было в новинку для нее. Никто никогда не считался с мнением девушки раньше. Да и никто его особо не спрашивал, если уж совсем откровенно.

- Во всяком случае, я очень на это надеюсь, мистер Голд.

- Можно просто Румпельштильцхен, дорогая.

Он пригубил вино и оценил его:

- Недурно.

- Спасибо – улыбнулась Круэлла, хотя она пила джин, к которому уже успела пристраститься. Румпельштильцхен встал, подошел к ней, и осторожно взял за руку, проведя тонким пальцем по ладони.

- У вас очень красивые руки, юная леди. Если бы у всех убийц они были столь же прекрасны, многие захотели бы убивать добровольно.

Она посмотрела ему в глаза, не зная, что ответить, а потом склонила голову, как бы раскаиваясь. Но на губах ее гостя заиграла лишь легкая улыбка. Он уже вернулся на свое место, магия этих волшебных секунд, что он ее рука соприкасалась с его сухой кожей, рассеялась. Но смотрел он на нее без тени осуждения, или порицания. Напротив, в его глазах Де Виль читала интерес.

- Я знал вашу матушку, юная леди. Она не была героем. Не стоит переживать. Вы победили ее честно. И мне нравится та легкость и очарование, с которой вы это сделали.

Круэлла совершенно растерялась. Она не знала, что сказать. Она и сама испытывала какие-то странные чувства от того, что ей пришлось убрать матушку с дороги, но с таким открытым не осуждением своего способа сделать это сталкивалась впервые. Поэтому она просто улыбалась, глядя в лицо своему гостю, очарованная его мягким кошачьим голосом и ароматом его духов.

Они проговорили до самого утра, почти не прикоснувшись к еде. Точнее, говорила, в основном, Круэлла, Румпель же только ее слушал, задумчиво улыбаясь. Девушка чувствовала себя очень странно, ведь впервые ее купание во Тьме никого от нее не оттолкнуло. Наоборот, этот мужчина, казалось, был просто зачарован и неподдельно интересовался всем, что она ему рассказывала.

Праздничный ужин был почти не тронут, еда остыла, и даже джина осталось довольно много, когда они, наконец, поняли, что настало утро. Первое утро после Рождества.

Голд встал и, элегантно поклонился ей, беря в руки свою трость:

- Я благодарен вам за приглашение, мисс Де Виль. Разрешите отблагодарить вас скромным подарком. Это не бриллианты, скажу вам. Самый главный бриллиант, юная леди, - вы сами.

Он подошел к ней, немного прихрамывая, и повесил на шею тонкую цепочку из серебра. Она заметила, что на замочке блестит ее имя – такое редкое и такое изысканно-утонченное.

Прикосновения его пальцев разлили по телу девушки приятное тепло, хоть это блаженство и кончилось, едва Голд защелкнул замочек цепочки.

Он отошел на несколько шагов, оценил свой дар, и явно остался доволен.

Круэлла, что все еще стояла посреди комнаты, как громом пораженная, застыв и даже боясь дышать, опомнилась лишь тогда, когда ее гость уже повернулся, чтобы уйти.

- О, мистер Голд, у меня тоже есть для вас подарок.

Явно заинтригованный, он остановился и с интересом посмотрел на нее. Круэлла подбежала к тумбочке, достала оттуда красивый пакет, и протянула ему: - Надеюсь, вам подойдет!

Она очень нервничала. Ничего другого, кроме как шить, она хорошо делать не умела, поэтому пошила рубашку, опираясь лишь на слова Урсулы, которая была поверхностно знакома с магом.

- Я не сомневаюсь в том, что это что-то очень элегантное, мисс Де Виль – вежливо улыбнулся он. – Не волнуйтесь, я непременно дам вам знать, подошел ли мне ваш подарок, равно как и то, могу ли я вам помочь в искусстве овладения магией, в ближайшие дни. Еще раз благодарю за прекрасный вечер, дорогуша!

Она проводила его до дверей и осталась одна с замиранием сердца ждать его решения. Согреваемая памятью о его прикосновении, когда он одевал ей эту цепочку на шею.

… Холодные пальцы Круэллы ощупывают пуговки на рубашке. И даже они остались неизменны! Столько лет прошло, а Голд все еще носит единственную вещь, что она ему подарила.

Она склоняется над самым его лицом, с минуту смотрит на него, а потом хрипло шепчет в эти плотно сжатые губы:

- Голд! Тяжело быть безвольной жертвой, правда, дорогой?

От мужчины все еще пахнет парфюмом, и гостья жадно втягивает ноздрями этот аромат. Тонкие пальцы неспешно гладят сжатые губы Голда, вверх- вниз по этим хрупким ниточкам.

Голубые глаза злодейки сверкают возбужденным огнем. Синяя жилка вен на шее ее визави так и манит к себе, даря запах его кожи и духов. Она склоняется над нею и коротко целует, оставляя красный след от помады на крохотной родинке близ кадыка.

Сейчас она не хочет думать, что делает. Сейчас в ней вдруг пробудилась какая-то неутолимая, почти дикая жажда, соразмерная по своей силе разве что с желанием убивать, так несправедливо отнятым у нее когда-то. Она заговорила, и не узнает свой голос, такой он хриплый и безжизненный: