Темные игры

Наргис передернулась от холода, вдруг прокатившегося по телу от слов Мирны. Неужели муж Ирганы – безумец?! И она сама отдала ему несчастную девчонку! Не нужно ли спасать Иргану из власти сумасшедшего?!

– А как же Иргана? – растерянно спросила она. – Ничего ему не сказала?

– А что она скажет? – пожала плечами Мирна. – Кинулась мужу на шею, а потом побежала серьги перед зеркалом мерить. Я, госпожа, не утерпела, да и спросила господина купца, неужели правда он Иргану нашу своей Аллариль считает? У самой сердце так и екнуло! Вдруг, думаю, разум он от горя утратил да на меня сейчас кинется? А он посмотрел на меня и говорит: «Молчи, девочка, сам все знаю. Нет моей Аллариль больше в этом мире. Но это ничего, теперь я смогу это забыть. И жена моя забудет, как ее раньше звали. Уже почти забыла, сама видишь. Ирганой-то она медные сережки носила, а теперь ходит в золотых. Ты не бойся, я не сумасшедший, зла ей никогда никакого не причиню. Только хочу смотреть на нее и видеть Аллариль мою ненаглядную. А ты, девочка, иди и больше не приходи сюда. Не нужно ей прежнюю жизнь напоминать, у нее теперь судьба новая, счастливая. Пусть забудет, что была служанкой, больше ей ничего тяжелее своих украшений поднять не придется…» Вот так-то, госпожа, – добавила Мирна с горечью. – Подождала я Иргану да попрощалась с нею. А больше и вправду сама туда не пойду. Захочет меня повидать, так знает, где найти. Но зачем я ей? У нее теперь новые подруги, такие же нарядные и богатые…»

– Она придет, Мирна, – сказала Наргис, вовсе не чувствуя в этом уверенности. – Не может ведь она забыть, как вы дружили! Это сейчас на нее солнце удачи пролилось и ослепило, но Иргана – хорошая девушка, она обязательно вспомнит, как ты с ней всем делилась, даже платья свои на нее перешивала. Она придет. Ну, а если нет… Тогда, значит, она и не стоит твоей дружбы.

– Маруди жалко, – вздохнула Мирна, смахивая слезинку с уголка глаза. – Сохнет он по ней, хоть виду не подает. А я и не знаю, как его утешить.

Наргис нахмурилась. Она точно помнила, что собиралась поговорить с Маруди. Но почему-то забыла. Как и про то, что хотела узнать у почтеннейшего Амрана ир-Галейзи… Не многовато ли она забыла за эти последние дни?! Успокоилась тем, что Джареддин больше не появлялся, и утратила всякую осторожность, а ведь обещала себе пойти по следу его тайны!

– Я поговорю с Маруди, – пообещала она Мирне. – Сегодня же! Хотя нет, сегодня он отправился в город навестить кого-то из друзей. Значит, как только вернется. А сейчас иди и спроси почтеннейшего Амрана, могу ли я его навестить?

Оставшись одна, она погладила Барса, лежащего у кровати на особом коврике, толстом, но гладком, чтобы удобнее было чистить от шерсти. Немного поколебалась, но вытащила заветную шкатулку. Нет, она не станет показывать Амрану письма Аледдина, расспрашивая его о тайне братьев. Просто прикоснется к последнему губами, целуя чернильный след, ведь говорят, что слова – это следы, которые оставляет сердце…

Наргис бережно взяла верхнее письмо из шкатулки и замерла. Внешне все было в порядке. Никакой тени или отпечатка не появилось на отполированной до зеркальной гладкости крышке из черного дерева, и письма были сложены именно так, как и должны. Но… Сухой цветок нарцисса, лежавший между листками последнего письма, распался на отдельные лепестки. И этот естественный след времени больно уколол сердце Наргис намеком, что ничто не вечно. А ведь она была так бережна с этим цветком… И он казался хрупким, но все еще достаточно прочным… Наргис осторожно ссыпала лепестки обратно и безнадежно погладила последнее письмо, не став его читать. Закрыв крышку, поставила шкатулку в тайник…

– Светлейшая госпожа, – заглянула в дверь Мирна. – Почтеннейший Амран говорит, что готов услужить вам, чем пожелаете!

– Спасибо, милая, – рассеянно улыбнулась Наргис, опять запуская пальцы в шерсть Барса. – Конечно, я его навещу.

Обязательно следует навестить доброго мудрого старика и его чинского друга. Выпить с ними чашку кофе, послушать изумительные сказки про Небесного государя и его подданных… Еще она, кажется, о чем-то хотела спросить Амрана ир-Галейзи… Но, наверное, это был пустяк, если он выпал из памяти! Она непременно вспомнит как-нибудь потом…

* * *

Фарис, насвистывая тягучую простенькую мелодию, старательно резал черенок для ножа из ровного сухого полешка. Руки у нистальца росли из нужного места, поэтому рукоять красиво изогнулась, чтобы ладно лечь в ладонь, вдобавок Фарис вырезал на ней мелкие чешуйки – теперь еще и не выскользнет…

Раэн, попивая горячее вино, лениво следил за работой подопечного и сам себе удивлялся. Что это его потянуло на нежности, когда он назвал Фариса «малышом»? Ладно бы Камаля или Надира, к которым его тянуло совсем иначе, горячо и чувственно. Однако Фарис? На него Раэн никогда не смотрел с вожделением, и все вольные шуточки при их знакомстве предназначались только для того, чтобы подразнить нистальца, вытащить его из мрачной пропасти вины и печали. Так откуда это внезапно сорвавшееся с губ ласковое словечко?