Тёмные истории Северо-Запада

Белка? Но голые ветви деревьев были пусты. Да и зверек она, прямо скажем, не гигантский. Вряд ли смогла бы так сильно раскачать тяжелый, задубевший от времени и мороза шланг.

- Ты чего-то долго, - громко произнес Бык. Он явно обращался к Коле, который исчез в недрах дома. Мишка забыл про сигарету. Чертов шланг застыл на месте, но он определенно качался несколько секунд назад

- Эй, французик? – крикнул Бык.

Мишка уставился на него в изумлении. Зачем так орать?!

- Я застрял, - донесся из дома сдавленный голос Николя. - Я…. Я не знаю как. Но я застрял. Нога… Половицы гнилые. Помогите, пожалуйста.

- Чего-о-о? – изумился Стас. – Чего ты умудрился сделать?

Он заржал. Так оглушительно громко, что Мишка заскрипел зубами от нахлынувшей злости. Ему бояться нечего. У Быка уже есть история с полицией. Одной больше, одной меньше. А у Мишки вся жизнь пойдет коту под хвост, если их поймают.

- Помогите…

- Понятно все, - буркнул себе под нос Стас. Он затушил сигарету о дом и отлепился от стены. – Застрять в пустом доме – это сильный ход. Передай французику, чтобы больше не лез к взрослым дядям. А я пошел.

Он оказался прямиком под шлангом.

- Стас, подожди! – глухо взвыл из дома Николя. – Я сейчас, подожди, не уходи. Я все сделаю.

- Да ты уже сделал. На черта мне нужен малой в команду, который способен ЗАСТРЯТЬ в пустом доме. Мать твою, ЗАСТРЯТЬ!

Стас расхохотался.

И тут шланг обрушился вниз. Он словно развалился на две части, ровно между березами. Одна половина с глухим стуком ударилась о ствол дерева, а вторая…

Из второй вытекло серое, мерзкое щупальце. Оно ринулось вниз, к смеющемуся Быку и молниеносно вошло ему прямо в рот. Звук был такой, словно на деревянную доску плюхнулся жирный шмат мяса. Мишка поднял было руку, чтобы хоть как-то предостеречь Стаса, но понял, что уже поздно.

Во рту стало горько. Сердце болезненно сжалось и подскочило к горлу.

Хохот перерос в бульканье. Стас захрипел, попытался отшатнуться, но серое вздернуло его вверх, словно крючок ленивую рыбину. В темноте что-то зачавкало. Ритмично, противно. Бык дергался в такт жуткому звуку.

На Мишку напал ступор. Тело как будто превратилось в ватную фигурку. Нужно было бежать. Нужно было орать. Нужно было хоть как-то реагировать на происходящее, но…

В голове моей опилки

Стаса подняло в воздух где-то на полметра. Ноги Быка будто закрутили педали невидимого велосипеда. Руки затряслись. Они словно жили собственной жизнью и то собирались вцепиться в шланг-крючок, то безвольно повисали вдоль тела. А серое лишь чавкало.

Серое втягивало Стаса в шланг.

Хотелось кричать. Громко. На всю катушку. Но из горла вырвался только жалкий сип.

- Стас! Помоги! – крикнул запертый в доме Николя. Нужно предупредить его. Нужно сказать ему…

Сказать ему что? Что снаружи шланг пожирает Быка?

Мишка попятился, не сводя взгляда с висящего в воздухе парня. Стас уже не шевелился. Его труп покачивался на серой удавке и с каждым хлюпающим звуком таял.

- Мишка! Стас ушел? – испуганно взвизгнул Николя. Друг, запертый в доме, где скрывалось серое… Логово щупальца. Логово червя.

Мишка не ответил. Он отступал прочь от проклятого дома и стремительно худеющего Быка. Под ногами мягко скрипел снег, и ему вторило чавканье из шланга. Где-то далеко-далеко залаяла собака.

Мишка вдруг понял, что может говорить. Что достаточно набрать полную грудь воздуха и заорать. Заорать так, чтобы Николя вырвал свою чертову ногу из захвата гнилых половиц, проломил стену, окно или что там еще есть – и сбежал.

Но любой звук мог привлечь ЭТО. А если ОНО бросит Стаса и обнаружит на участке еще одного гостя…

- Мишка-а-а-а! Помоги-и-и-и!

Мишке стало так жарко, словно на дворе была середина июля. Неожиданно четко он понял, что не хочет умирать. Неожиданно трезво осознал – что смерть это не нечто далекое, а злобная тварь способная выскользнуть из темноты здесь и сейчас. И все романтические грезы о том, как близкие и Светка рыдают на его похоронах, после того когда он героически гибнет (а он любил помечтать об этом под грустную музыку, в темноте) – рассыпались в одну секунду. Под крик друга о помощи.

Мишка молча развернулся и дал деру. Проваливаясь по колено в снег, помогая себе руками, он добрался до границы участка с хлипким штакетником, рванул забор на себя, перевалился через покосившиеся деревянные зубья. Упал лицом в снег. Что-то поцарапало ему бровь.

И в тот же миг шеи коснулось липкое и холодное. Крик взметнулся к горлу, но окаменевшие мышцы выпустили наружу только хрип. Мишка взмахнул рукой, желая стряхнуть нечто, но то охватило его за шею и рывком подняло на ноги. Дыхание сбилось, горло заболело.

Снег перед ним забурлил, будто под снежным покровом боролись, сбиваясь в клубок, несколько змей. Щупальце, держащее Мишку, тянулось оттуда же.

Как завороженный, он смотрел, как из снега вырастает обтянутый слизью комок, как вытягивается в человеческую фигуру, будто терминатор из жидкого металла.

К горлу подкатил противный ком, и Мишку вырвало. Щупальце на шее пульсировало, словно тварь все еще гоняла в себе останки Стаса.