Я смотрел на ее затылок в красной шапочке с мордочкой зеленого динозаврика. Яркое детство на фоне серого забора. Мои ноги пропитались чужой мочой, в ноздрях застрял смрад будки, таящейся по ту сторону, и я все еще чувствовал живой интерес травы к себе.
- Я не знаю. Мама сказала, что я уже взрослая и могу гулять одна. А других мне слушать не надо. Что так я буду самодостаточной! Что за мною присмотрят. Дворник присмотрит.
Она второй раз сказала о нем. Второй раз!
- По-моему это больше не моя мама, - тише сказала девочка. Качели скрипели, каркала одинокая ворона, а с проспекта по ту сторону моего дома пролетали автомобили.
- Почему?
- Она не улыбается. Они все не улыбаются. И все смотрят туда.
Не нужно было указывать направление. Я понял, о чем она.
- Как и вы, - добавила она. - Но вы другой, у вас смешные тапочки.
Я хмыкнул.
- И вы улыбаетесь.
Девочка повернулась, вцепилась тоненькими пальчиками в качели.
- Вы слышите дерево?
- Кого?
- Дерево. Оно там, - в этот раз девочка ткнула рукой в сторону забора. - Мама говорит с ним во сне, но потом говорит, что я все придумываю. Что я должна молчать, иначе оно разозлится.
- Почему ты думаешь, что она говорит с ним?
- Я его видела. Оно растет в ящике, пушистое-пушистое, и на нем игрушки. Тоже пушистые. Оно меня зовет, но я притворяюсь, что не слышу.
- Ты была... Там? - я имел в виду будку.
- Во сне! А вы его разве не слышали? Если не спать ночью, то его все слышат. Но не признаются! Им нравится.
- Полина! Немедленно домой! - прервал нас недовольный окрик из окна.
- Мама зовет, - девочка спрыгнула с качелей и побежала к парадной. Потом вдруг обернулась и звонко крикнула:
- До свидания.
Я стоял, ошеломленный странным разговором, и смотрел на забор. Внутри меня останки смелого юноши, которым я был когда-то, требовали пойти немедленно к той будке и вскрыть ее. Перебороть отвращение перед запахом и увидеть правду. Убедиться, что нет ничего инфернального, и мне просто выпала судьба поговорить с больным ребенком. Больной мужчина нашел больную девочку. Так бывает.
Потому что нет никого, зовущего по ночам. Нет голоса, не было тех криков в парадной, и все мои заморочки - это всего лишь результат стресса.
Однако бунтарь внутри притих, и я отправился домой, где под работающий телевизор сидел на кухне за кружкой остывшего чая и пытался понять, что же происходит. Пытался разобраться в себе и отыскать хоть капельку отваги, способной выдернуть из сомнений. Сделать шаг.
“Ты болен” - говорил внутренний голос.
“Нет, что-то определенно происходит. Ты видишь это”
“Это болезнь! Борись с ней. Осознав ее - ты уже на пути к выздоровлению. Тебе надо обратиться к специалисту. Таблетки не панацея”
“Но дворник, девочка”
“Мнительность. Ты в синяке на ноге теперь увидишь проявление рака”
Подобные безмолвные монологи преследовали меня и до этого, утихая только после таблеток. Но на этот раз я понял, что говорю вслух. И замолк в испуге. С трудом дождался десяти часов вечера, проглотил лекарство и запил его стаканом воды.
Мне приснилась Полина с качелей, и ее красная шапочка с зеленым динозавриком. Девочка шла по ночной улице, взявшись за руку дворника, и оборачивалась на стоящую под фонарем маму.
Которая уже не была ее мамой.
Наутро я, прихватив с собой ледоруб (остался еще со студенческих туристических времен) отправился к будке. На лице моем играла улыбка, потому что когда перестаешь думать и начинаешь действовать - всегда становится легче. Просто надо найти опору для первого шага.
Пусть даже это будет сон.
Я быстро миновал спящий двор, свернул за синий гараж, проскользнул по натоптанной тропке за школьный хозблок и встретил дворника. Он стоял на коленях перед распахнутой дверью будки. Жалкий, перепуганный и благоговеющий. Я крадучись подходил к нему, и чем ближе становился, тем отчетливее слышал запах гниения. Азиат же в священном восхищении беспрестанно лопотал что-то на своем языке и не замечал моего приближения.
Вонь стала нестерпима. От нее крутило наизнанку, и я терялся в догадках, что же могло вызывать столь ужасный запах. Трупы? Боже, тот крик ночью!
Мне вдруг вспомнился ночной сон, и образ убитых детей ясно возник перед глазами. Я живо представил себе разлагающиеся тела подростков в ящике дворника. Несмотря на утреннюю июньскую прохладу – рубаха моментально вымокла от пота. Рукоять ледоруба скользила в ладони. Ритмичные причитания безумца в тишине родного двора погружали в потустороннее состояние, когда балансируешь на грани и не понимаешь где сон, а где уж явь. Плюс еще этот чертов шум в ушах от таблеток.
Я заглянул в будку, поверх головы дворника.
Полина была права. Там, укрытое от солнечных лучей, росло похожее на елку дерево. На пушистых ветвях извивались многочисленные гирлянды, и по лампочкам бегали сине-зелено-красные волны. Мне стало жутко от вида растения, запертого листами фанеры в убогом подобии гроба. Больше всего на свете захотелось, чтобы дверь в будку захлопнулась.