Тёмные истории Северо-Запада

Я потянулся выше, схватился за следующую ветку и потянул ее к себе. Никогда в жизни не слышал ничего мелодичнее этого треска.

Дерево вывалилось из будки, стукнуло меня по голове и оцарапало лицо. Движение игл замедлялось.

- Дяденька, - послышалось откуда-то снизу и слева. Я повернулся и увидел открытые глубоко запавшие глаза девочки Полины.

- Оно меня ест... - испуганно и чуть слышно прошептала она бледными губами. Трава вокруг нее обмякла, ослабила хватку.

- Оно больше не будет, - сказал я.

У гаражей завопила от ужаса женщина. Где-то завыла приближающаяся сирена.

Рука с пистолетом опустилась сама собой.

***

После долгих и утомительных экспертиз, следствий, судов я перестал сомневаться в своем здравомыслии. Воспаленный мозг не придумает столько бюрократии. Но, в конце концов, дело закрыли, и мне удалось избежать принудительного лечения. Не стану зачитывать вердикты врачебной комиссии и следственного комитета. Я их и не помню, если честно.

Куда важнее для меня было желание разобраться в том, с чем я столкнулся там, за гаражами. Но у меня не вышло. Никто не смог дать мне внятного ответа. Ни биологи, ни зоологи. Чаще всего над моими вопросами просто смеялись, иногда выставляли вон с охраной. В интернете моими вопросами интересовались лишь натуральные безумцы. Поэтому я перестал искать, решив довольствоваться личными выводами.

Скорее всего, тот дворник был лишь первой жертвой Древа. Может бедолага нашел его где-то, прикоснулся, и оно взяло его. Заставило служить себе. Заставило кормить животными (их полуразложившихся тел много нашлось в той пышной траве вокруг будки), а потом найти пищу повкуснее, сытнее. Дерево впитывало в себя жизнь и росло, становилось могущественнее. Если бы ни таблетки, я тоже нашел бы себя в служении ему.

И тогда оно переварило бы девочку-Полину, высосало бы ее до конца. А потом слуги притащили бы следующую жертву. Затем еще одну… А дальше? Оно бы зацвело? Дало бы плоды?

Мне страшно об этом думать. Я рад, что победил его. Да, оно отравило мой двор и, в конце концов, пришлось продать квартиру и переехать (я не мог больше смотреть в глаза соседям, которые уже побывали на той стороне).

Теперь я живу в кирпичном коттедже на холме, в двадцати километрах от Дубово (какое, оказывается, жуткое название). Вокруг моего дома нет ни одного дерева, а в аптечке всегда лежат спасшие рассудок лекарства. Конечно, пришлось пойти на нарушение закона, чтобы приобрести нужные запасы - но зато теперь я спокойнее сплю.

И почти не думаю о самой будке, о том, что Древо не могло вырасти в ней самостоятельно. Что кто-то его там посадил, оберегая от губительных солнечных лучей. Что в мире сотни тысяч таких темных закутков, где уже сейчас из-под земли может тянуться тонкий стебелек с шевелящимися мягкими иголками.

Почти не думаю.

Но всегда готов.

Поезд мертвых (Карелия)

Виталику опять вспомнилась склока с Верой, произошедшая перед отъездом. Вспомнилось, как в кроватке испуганно зарыдала Ирочка. Его маленький человечек, обреченный изо дня в день слушать громкие ссоры родителей. Вера твердила о Борисове, об уплывающей должности начальника сектора, а Виталик молча собирал рюкзак и без слов, одной резкостью движений, просил ее замолчать. Еще утром он надеялся проститься иначе. Чтобы хотя бы перед дорогой увидеть в ее потухающем взоре не возмущение, а огонек прежней любви.

Поездка – дело решенное, и он знал, что не помогут ни мольбы, ни проклятья. Он чувствовал, как столь желаемый пост начальника сектора становится все более призрачным, как материализуется на нем тучная фигура Степана Митрофановича, и за толстыми роговыми очками мерзавца победно блестят хитрые глазенки. Чувствовал, но ничего не хотел с этим делать. Не хотел отказываться от отпуска, и целыми днями сидеть в бюро, пока институтские друзья штурмуют хибинские перевалы. Хотя, может быть, стоило наступить на горло праздному отдыху и немного поработать, как говорила Вера?

К черту такие мысли. Переведется в другой сектор, если Борисова над ним поставят, не расклеится. Лучше так, чем юлить, просить, унижаться перед кем-то.

Вера хотела, чтобы он замолвил за себя словечко перед Гариным, но Виталик так и не смог найти удобного момента. Ему было так неловко даже заикаться на больную для него тему. Он не хотел, чтобы интеллигентный Гарин подумал, будто традиционная игра в преферанс, каждую субботу на их квартире, всего лишь политика. И потому вовсю делал вид, что неинтересна ему судьба освобождающейся должности. Что его и так все устраивает. Лишь кривил презрительно губы, когда слышал, как суетится менее принципиальный Борисов.

Виталик тяжело вздохнул. Ему очень не хотелось возвращаться в мир, ожидающий его за пределами поезда Мурманск-Москва. Как было бы славно вечно ехать так, как сейчас. Сидеть у окна, подперев голову, смотреть на пустой полустанок и одним ухом слушать комментарии играющих в "Кинга" приятелей. И никаких Борисовых, никаких Гариных, никаких Вер…