Тёмные истории Северо-Запада

В его последний визит лошади молчали. Даня почти не слушал доктора, смотрел на фигурки и, наконец, осознавал его слова. Он научился держать воображение в руках, и фарфоровые статуэтки стали всего лишь фарфоровыми статуэтками. Это открытие испугало Даню. Потому что вдруг какие-то прекрасные мелочи его жизни тоже растворятся, если он будет слишком часто повторять заклинание врача. Вдруг исчезнет нечто очень важное?

Папа после первых визитов Дани в поликлинику - изменился. Он стал тихий, молчаливый, при встрече с сыном отводил глаза, а по вечерам пил под надзором мамы какие-то таблетки из нескольких баночек и вел себя так, будто кто-то вытеснил шумного весельчака прочь и поселил на его место кого-то другого: унылого и пустого.

Позже все вернулось к норме, и даже когда отец кричал на Даню — это было здорово. Потому что ругался настоящий папа, а не его тень. И вот теперь у него вновь, как тогда, дрожали руки, а Даниил не мог контролировать свое воображение.

Вот только что если это не фантазии? Что если все это взаправду?

Мама затащила Даню в палатку, уложила в спальник и крепко-крепко обняла.  Он уткнулся носом в ложбинку маминого локтя и слушал, как возится с тентом папа. В сумрачном утреннем мире раздавался только его голос, и это успокаивало Даню сильнее всего. Лес молчал. Дышала Ладога.

Когда он уснул, то ему приснилась дача и телевизор в большой комнате, напротив которого сидела в очках бабушка и что-то вязала. Пахло жасмином и розами. Поэтому, когда Даня проснулся и обнаружил себя в палатке, между сопящей мамой и похрапывающим папой, то заплакал. Тихонько, чтобы снова не разбудить родителей.

Но следующий день прошел так, словно ничего ночью не случилось. Утром мама что-то сказала папе, и пока он слушал ее, стоя с растерянным видом и кивая, то несколько раз бросил на Даню виноватый взгляд. Так что во время путешествия они снова играли в пиратов.  Даня много смеялся, а папа рассказывал хриплым голосом разные истории об Одноруком Джеке и Трехпалом, хвалился знакомством с Сильвером. Они проплывали мимо сползающих в озеро скал, покрытых мхом и кустарником. Несколько раз видели нерп, высовывающих любопытствующие мордашки из воды и провожающие их черными бусинками глаз. А потом папа показал местечко на небольшом каменном островке и они, вскипятив котелок на примусе, попили чаю с бутербродами из сухарей и копченой колбасы. Даня сидел между мамой и папой, чувствуя их тепло, улыбался волнами и совсем не вспоминал о случившемся.

Вечером они обогнули каменистый мыс, и по ту его сторону увидели вытянутую на сушу красно-синюю байдарку. Бледный, бородатый и цыганка стояли рядом с ней, почти вплотную к берегу, и молчали.

- Добрый вечер, - сказала мама. Папа сделал вид, что увлечен горизонтом, но один взгляд, тайком, на девушку с распущенными волосами все же бросил. А Даня оцепенел, глядя на этих ужасных людей.

- Здравствуйте, - певуче ответила цыганка. - Похоже, мы по одному маршруту идем. Вы куда отправляетесь?

- До Импилахти, - почему-то соврала мама.

Они пристально смотрели друг на друга, и черноглазая девушка вдруг понимающе улыбнулась.

- Темнеет, вставайте с нами, тут места на всех хватит. Вы откуда идете, если не секрет?

- Мы сегодня еще погребем, спасибо, - проигнорировала вопрос мама.

Цыганка прищурилась, склонила головку набок:

- Тогда доброй дороги.

Бледный и бородатый не промолвили ни слова, но Даня готов был поклясться, что глаза за черными очками наблюдали за ним.

Ночью мама опять ругалась с папой, а наутро отец объявил о завершении похода, и что теперь они направляются к ближайшей станции. Но, он проговорил это сквозь зубы, на Импилампи они все равно заночуют, потому что все путешествие затевалось ради него.

Про Судьбу он в этот раз ничего не сказал, и в сторону мамы не посмотрел.

Два дня они шли вдоль берегов Ладоги, но теперь шуток уже не было. Игры кончились. Отец хмурился, мама обижалась, а Даня считал минуты до конца похода. Мечтал о поезде домой. Лес, вода — они перестали быть хорошим местом. Они пропитались тьмой, и та была много страшнее глаз цыганки. Она поселилась в сердцах родителей.

Озеро, на которое так стремился отец, Дане не понравилось, и если бы папа не потащил его на берег, рыбачить, то он забился бы в палатку и пролежал бы до утра, уткнувшись носом в часы с фосфоресцирующей стрелкой.  Там, на гладкой скале, плавно уходящей в озеро, они и сидели, когда Даня услышал шорох камушков, падающих в воду. Вдоль берега вела натоптанная тропка, петляя меж камней и деревьев, и по ней со стороны мыса шла цыганка. От обиды у Дани задрожали губы.  Так нечестно. Ведь оставалась всего одна ночь! Их же не было три дня!

Она шла медленно, прогуливаясь, и смотрела то на озеро, то на двух рыбаков. На красных губах девушки играла загадочная улыбка.

- Пап, - сказал Даня.

- М? – отец обернулся, увидел гостью. – Эй, добрый вечер.

- Здравствуйте, вы простите меня, что я так поздно. Но без нужды я бы и не посмела беспокоить вас. У нас с друзьями вышла оказия.