Дорога вилась по крутому склону, то появляясь из рассеивающейся мглы, то исчезая за деревьями, плотно обступившими узкую полоску асфальта. Там, где дорога приближалась к обрыву, были видны гребни, острые, как лезвия ножей, выступавшие из мрачных ущелий, еще забитых утренним туманом. В эти темные глубины через зубчатые грани скал текли потоки солнечного света, и потревоженный ими туман колыхался, бродил ленивыми волнами. А дальше, насколько хватало глаз, камень и камень — то в виде развалин, то в виде столбов, то в виде больших нагромождений. Разворачивавшаяся с выступа гребня панорама — обширное пространство первобытных гор — была видна во всех деталях. В провале, на дне седловины, в неподвижном воздухе будто отдыхало в каменной колыбели большое озеро. Оно густо-черное в тени и почти бирюзовое под солнечным светом. На его гладкой поверхности ни единой морщинки, ни единого всплеска, будто оно навеки застыло вместе с отображенными в нем скалами, небом, и одиноким облачком. Но стоило прошуметь ветерку, и озеро всколыхнулось серебристой рябью, словно стая каких-то неведомых птиц, пролетая мимо, коснулась крыльями его поверхности.
Озеро мертвое, в каменном ошейнике. К нему не вели звериные тропы, поблизости не жили птицы, и зелень отступила далеко от края. Только бури иногда прорывались к этому уединенному озеру, чтобы гулом волн разбудить спящих на дне его горных духов. Старожилы говорили, что именно духи из этого горного царства воют на хребте в непогоду.
Дорога круто спускалась под уклон, и, извиваясь змеевидной лентой, вновь пошла лесом. В том месте, где дорога загибалась почти под прямым углом, два дерева стояли ближе остальных к дороге. Старая сосна с усохшими сучьями, которые торчали, как обрубленные топором перекладины лестницы, а высоко в небе, будто гнезда аиста, колыхалась только светло-зеленая верхушка её с шишками, глядевшими вверх. Рядом с ней стояла молодая подруга её, чей ствол на высоте пяти метров раздваивался, исходящие ветви, очертив причудливыми изгибами сердечко, взмывали вверх. Лохмотья порыжевшего железа — остатки траурных венков — обнимали дерево у основания. Останки скал в виде обломков лежали вдоль дороги. Среди них — огромный серый валун, напоминавший могильный камень, а витиеватые трещины на нем — эпитафию на непонятном языке.
Ледники и вода, расчленявшие горы и углублявшие ущелья, не пощадили и этот камень. Разрушительный процесс не останавливается никогда. И еще не окончен спор о границах между представителями растительного мира и россыпями каменных глыб.
Вырвавшись из теснин, оставив позади лес, медленно стряхивавший с себя предрассветный туман, дорога побежала по равнине. На фоне неба четко выкраивалась линия ближних отрогов. Голодный ястреб в небесной синеве полоскал в лучах восхода упругие крылья. Постройки, недавно казавшиеся игрушечными, расплывавшимися в неясной полумгле, потянулись вдоль дороги. Впереди показалось море — серовато-голубые просторы, пронизанные золотисто-розовыми лучами.
Проехав поселком, «Линкольн» покатил вдоль побережья. Справа — вспененная полоса прибоя и бесконечно-мятежное море за ним. Слева замелькали ограды, палисадники, дома. Машина остановилась напротив двухэтажного особняка в стиле альпийского шале с каменным цоколем.
Мужчина в спортивном костюме вышел из автомобиля и, пройдя мимо стойки с рекламным щитом, — «Таверна „Берег мечты“, — пересек небольшой дворик и вошел в дом. Просторный зал был пуст. В этой части здания второго этажа не было, а потолком являлась двускатная крыша, обшитая изнутри массивом древесины.
Сторож узнал посетителя и попросил подождать хозяина здесь, в этом зале. Мужчина кивнул и сел в плетеное кресло с зелеными подушками.
Вскоре появился и хозяин таверны — плотный усатый мужчина пятидесяти лет. Он зашел с улицы и приветствовал гостя такими словами:
— А я вышел на зарядку. Смотрю: ты остановил бег своего черного крокодила возле ворот. Пришлось вернуться.
Они поздоровались за руку. Хозяин проследовал вглубь зала, и через несколько минут вернулся, держа в руках поднос с двумя дымящимися чашками кофе:
— Угощайся.
— Благодарствую, барин.
Устроившись поудобнее, хозяин спросил, как бы продолжая прерванный минуту назад разговор:
— Как ты попал на этот рейс? Совсем некуда было поехать?
— Мы бросали в карту дротики. Получилось, как в сказке: судьба поджидала там, куда легла стрела.
— Так взяли бы, да перебросили. Съездили бы за границу.
— Мы бросали три раза. Первые два выпали на Сургут и Атырау.
— Уж лучше в Атырау, чем на ужин к шайтану, — заметил хозяин, приглаживая свои пышные усы. — Представляю это пекло. Все каналы только об этом и жужжат.
Он покачал головой и прибавил:
— Не понимаю этих чудачеств. Вы знакомы уже… лет шесть?
— Семь.
— Семь лет! Пускай не все время вы были вместе, но все равно — это большой срок. Как можно после семи лет знакомства с женщиной играть с ней в какие-то дротики?!
Сделав осторожный глоток, он продолжил:
— Сказал бы: вот билеты, вот путевки! Полдня на сборы! И никаких гвоздей.