Темные небеса

Я нажимаю кнопку вызова медсестры и давлю ее секунд десять, ожидая, что дверь вот-вот распахнется. В данном временном интервале — с девяти вечера до девяти утра — дежурит Сара, а уж она-то со своего поста не отлучается ни на мгновение. Это вам не Марьяша, которая выскакивает иногда поболтать с охранниками, а потом хлопает кукольными ресницами и говорит, что «готовила физраствор». Но чтобы на месте не было Сары?.. И лишь когда чуть вздрагивает от неблизкого потрясения пол (а разбудил меня, по-видимому, предыдущий разрыв), я неожиданно соображаю, что если электричества нет, то Сара просто не слышит моего звонка. И, наверное, даже не так. Сара должна была появиться здесь, как только объявили тревогу. Кстати, вместе с двумя охранниками, дежурящими у входа. И вот жутковатый вопрос: где они все?

Волнение мое переходит в настоящую панику. Для очистки совести я некоторое время стучу в дверь кулаками, потом бью в ее полотнище ногой, что получается несколько хуже: глухие эти удары вряд ли кто-то расслышит, а затем приказываю себе успокоиться и конкретно подумать, как можно отсюда выбраться.

Собственно, вариантов немного. Окно здесь в принципе не открывается: зачем? — работает кондиционер (который сейчас, правда, молчит), а высадить стеклопласт и связывать веревки из простыней, чтобы спуститься вниз, меня как-то не вдохновляет. Зато я прикидываю, что если выкатить на середину палаты кровать, она на колесиках, и вдарить с разгону по двери, то петли ее могут не выдержать.

Сказано — сделано. Рывком я отделяю кровать от стены, задеваю тумбочку — грохоча валятся на пол бутылочки с питьевой водой «Аби-Дар», — разворачиваю ее, прицеливаюсь, разгон, к сожалению, невелик, но ударить не успеваю — дверь неожиданно распахивается сама и в проеме ее, подсвеченная блеском луны, возникает нелепая, вся в известковой пыли, страхолюдная, растопыренная фигура…

— Ага… Ты здесь… Хорошо…

Мы оба застываем от неожиданности.

И тут раздается еще один взрыв…

Насторожиться мне следовало уже при встрече. Еще когда в галерее, соединяющей Купол с Павильоном для переговоров (его, оказывается, за две недели успели восстановить), меня встретили трое в костюмах высокой защиты и механическим — через трансляцию — голосом предложили надеть на себя такое же облачение.

Парни из «сигуранцы».

Но сразу до меня не дошло.

И даже когда меня везли в джипе по тревожно пустынному Стриту — ни единого человека, только лица, прильнувшие изнутри к окнам по обеим его сторонам, — я еще ни о чем не догадывался, приветственно помахал им рукой: дескать, не волнуйтесь, ребята, со мной все в порядке. И поворот к медицинскому блоку меня нисколько не удивил: куда ж меня было направлять после Купола, если не на тщательный медосмотр. И лишь когда, уже стянув спецкостюм, сидя в страшноватом «зубоврачебном» кресле посередине лаборатории, я услышал от доктора Менгеле, что нахожусь в карантине, у меня неприятно дернулось сердце.

— Что вы имеете в виду, доктор? Какой карантин?..

И доктор Менгеле, между прочим защитный костюм не снявший, визгливо-радостно мне объяснил, что поскольку существует опасность заражения биосферы Земли вирусами и микробами, занесенными мною из Купола, то принято решение о полной биологической изоляции контактера, до тех пор пока специалисты не убедятся, что он никакой инфекционной опасности для человечества не представляет.

— Так что некоторое время будете находиться здесь.

И сквозь стекло шлема было заметно, как он растянул резиновую улыбку к ушам.

Все это, конечно, была полная чушь. Еще до того, как начались с арконцами первые «физические» контакты, Виллем, отвечая на аналогичный вопрос, подчеркнул, что и он сам, и все содержимое Купола полностью адаптировано к земной биосфере. Генетическое заражение Земли инопланетным материалом исключено, никаких медицинских мер по защите можно не принимать.

Собственно, это подтверждалось и самими переговорами: за три месяца, которые протекли с их начала, ни малейших намеков на «внеземные инфекции» обнаружено не было. Пробы воздуха неизменно давали отрицательный результат. Члены экспертных групп подвергались регулярным осмотрам, ни один из них не выявил ничего подозрительного.

И, между прочим, сам доктор Менгеле уже через сутки защитный костюм с себя снял, торжественно объявив, что первичные анализы на чужеродные белки или гены оказались полностью отрицательными.

— Что, впрочем, ничего не значит, — по-мальчишески глуповато хихикнув, добавил он. — Могло иметь место внедрение чужеродных скриптов в ваш генотип или локальная трансформация нейронов головного мозга. Требуются очень объемные дополнительные исследования.

От радости он чуть ли не пританцовывал. И если перевести его слова на понятный язык, то означали они, что скоро меня отсюда не выпустят.

Окончательно я убедился в этом на следующий день, представ перед особой комиссией, которую сформировал ДЕКОН.