Темные проемы. Тайные дела

Мисс Гарвис удивленно выпустила дым:

– Зачем?

– Боюсь, это мое дело.

– Вы не знаете, кто отец?

Я промолчала.

– Не то чтобы Салли была молодой девушкой. Честно говоря, есть в ее состоянии такие особенности, которые мне решительно не нравятся.

Настала моя очередь задавать вопросы.

– Разве авария не сказалась на здоровье плода?

– Как ни странно, нет. Не иначе как чудом… или по безмерно счастливому стечению обстоятельств, – добавила мисс Гарвис, явно рассчитывая щегольнуть широтой взглядов на вещи. Похоже, дальше с ней не продвинуться.

Заверив мисс Гарвис, что, когда придет время, я приглашу Салли к себе еще раз, я снова поинтересовалась, могу ли повидать ее.

– Мне жаль, но о том, чтобы Салли с кем-то встречалась, не может быть и речи, – было мне ответом.

Ну, хорошо уже то, что мисс Гарвис больше не просила меня разыскать «кое-какие вещи», – хоть я и чувствовала себя виноватой из-за своей забывчивости. Но у меня не было теперь никакого желания возвращаться в тот дом. Я не могла объяснить мисс Гарвис мои истинные причины, но преданность Салли продолжала тяготить меня – срочно стоило что-то по этому поводу предпринять. Более того, нельзя допустить, чтобы кто-то отправился в тот дом вместо меня. Похоже, оставалось только порыться по собственным закромам – и выдать свой скарб за вещи Салли. Не думаю, что в ее нынешнем состоянии она не примет подмену.

Но на следующее утро я задалась уже другим вопросом – реально ли положить конец злу в доме Салли? Может, мне стоит принять там какие-то меры? Состояние моей подруги едва ли обнадеживало – меня пока волновала не столько ее беременность, сколько именно что здоровье души, – и сомневаться в том, что нужно предпринимать скорейшие действия того или иного рода, не приходилось. Но что я могу? Пригласить священника? Спалить этот дом? Вряд ли первое поможет против чего-то столь зримого, как тот человек у окна; вряд ли второе уничтожит ту комнату-каземат, укрепленную кладкой. Может, мне и впрямь надо отступиться, сдаться?.. Я обдумывала идею долго, серьезно. До сих пор казалось, что моим самым сильным мотивом в этом деле оставалась всеохватная жалость к Салли.

И я не отступилась.

Снова в больницу я решила не ходить, не зная, что там делать и о чем говорить с мисс Гарвис. Вместо этого я снова направилась в дом. Несмотря на мой ужас перед этим местом, я решила, что смогу найти новую подсказку, а там уже и разработаю план действий. Стоило повнимательнее изучить старые бумаги, заглянуть в библиотечные книги. Идея спалить дом все еще не шла у меня из головы – если о чем и стоило печься, то лишь о риске для соседей. Мой волюнтаристский настрой, слава богу, не до конца отметал здравый смысл.

Но за распашными воротами я вдруг совершенно пала духом – чего со мной никогда ранее не случалось ни в ходе этих событий, ни в какую-либо более раннюю пору. Мне стало очень плохо, и я даже испугалась, что потеряю сознание. Напряженное до предела, мое тело будто утратило реальность, его границы размылись.

Затем я поймала на себе взгляд мальчишки-посыльного из магазина мистера Орберта. Он смотрел на меня от крыльца зубоврачебной клиники, стоящей через дорогу. Я, сдается мне, представляла собой странное зрелище – во взгляде парнишки читалось недоумение пополам с любопытством, и он даже слегка разинул рот. Мне этот посыльный был знаком, и уж на его-то глазах по целой уйме причин мне стоило вести себя как следует – за худыми плечами мальчишки маячило все совокупное общественное мнение нашей округи. Сделав глубокий вдох, а за ним – еще один, я вытащила из сумочки увесистую связку ключей и как можно спокойнее поднялась по лестнице.

Оказавшись внутри дома, я пошла прямиком в подвал с надеждой выпить стакан воды. Теперь, когда курьер мистера Орберта больше не таращился на меня, я почувствовала себя даже хуже, чем на улице. Без оглядки рухнув на ближайший из двух колченогих кухонных стульев, взмокшая, в пропотевшей и казавшейся невыносимо тяжелой одежде, я не нашла в себе сил поискать стакан или даже добраться до крана.

Услышав тяжелую поступь на лестнице, ведущей в кухню, я все-таки потеряла сознание.

Я пришла в себя от звуков животного – от сопящего и хрюкающего вопля, идущего откуда-то сверху. Должно быть, я какое-то время прислушивалась и даже пыталась, хотя и тщетно, идентифицировать животное, прежде чем немного пришла в себя и заметила Салли – прислонившуюся к комоду и смотрящую на меня.

– Салли? Это ты?..

– А кто же еще, скажи на милость? Это ведь мой дом.

На ней больше не было засаленных брюк, она была одета весьма своеобразно – но здесь, полагаю, не стоит вдаваться в детали, дабы не порочить ничью честь; и еще в одном отношении перемена в ней стала слишком очевидна – глаза Салли обрели отталкивающую безжизненность. Ее лицо, невероятно миленькое и округлое прежде, побледнело и исхудало – за кожей теперь тоже угадывался череп. Голос стал напоминать сухое карканье – как если бы она перенесла какую-то неприятную операцию на гортани.

– Отдашь мне ключи?