Тёмные сектора

Они прошли вперёд шагов двести, и остановились у одной из сотен одинаковых дверей. Охранник открыл панель в стене, приложил руку к сканеру и, когда загорелся зелёный свет, достал из кармана тонкую металлическую трубку с маленькими разномастными выемками. Мужчина вставил её в специальное отверстие на панели, повернул, и дверь ушла в стену. За ней, как ни странно, оказалась электрическая решётка, которая сверкала сине-белым светом, предостерегая дотрагиваться до себя, как чужаков, так и узников.

Охранник достал второй ключ и проделал то же, что и с первым. Решётка исчезла.

В дальнем углу небольшой клетушки на голом полу сидел мужчина. На вид ему было лет пятьдесят. Поджарый, с глубокими морщинами на загорелом лице, трёхдневной щетиной и коротким ёжиком седых волос.

Закария неспешно вошёл в камеру. Увидев Первого, садовник Лао вскочил на ноги и, опустив глаза в пол, начал говорить:

— Приветствую тебя Первый...

— Оставь это. Ни к чему друзьям такие долгие приветствия, — ласковым шёпотом проговорил Закария и приблизился почти вплотную. — Расскажи мне, друг мой, каким хозяином был Лао?

— Добрым и щедрым, господин, — проговорил мужчина, испуганно глянув на Первого.

— Вот как? И ты совсем не знаешь ничего о его делишках с потомками экспериментов?

— Нет, господин. Они хорошие люди... Казались хорошими... — запнулся аматиец.

Закария улыбнулся, но внезапно вцепился садовнику в горло. Мужчина начал хватать ртом воздух, попытался убрать руки Первого, но тот держал мёртвой хваткой и отпускать не собирался.

— Расскажи мне всё, — прошипел Закария.

Его глаза наполнились тёмной материей. Алоафи сочилась из них как лёгкая невесомая чёрная взвесь и тянулась к садовнику. Вены Закарии почернели, а кожа, напротив, сделалась белой, как мел. Материя коснулась лица пленника и через рот просочилась в нутро. Белки его глаз почти мгновенно стали серыми, как камни Иланской бухты. Он хрипел и извивался, но не мог сопротивляться силе Первого.

Охранники, что замерли в дверях, не могли видеть что происходит — Первый стоял к ним спиной. Слышали только странные звуки, будто человек задыхался и скулил от боли...

Тело рухнуло на серый холодный пол, а Первый навис над ним, словно хищная птица. С минуту Закария изучал лицо аматийца, а затем развернулся и пошёл на выход. Белки глаз быстро приняли прежний цвет, но охрана успела заметить черноту Вселенной во взгляде сверхчеловека.

— Уберите это, — бросил Первый, выходя из камеры и стряхивая невидимые пылинки с тёмно-синего пиджака. Только пройдя пару десятков метров по коридору, он разорвал материю пространства и покинул подземелья Агентства.

На полу камеры лежал труп садовника. Кожа его сделалась серой, на руках и лице виднелись следы чёрной слизи, и весь он выглядел, как иссушенная древняя мумия. Вместе с информацией Первый высосал все его соки — ни капли не оставил.

***

Итан бродил по обугленному мусору, который ещё недавно был особняком Лао. Он засунул руки в карманы брюк и ёжился от пробиравшего до костей резкого ветра. Осень в Лакарте уже была близка к тому, чтобы уступить зиме свои владенья и уйти на покой до следующего года.

Белые ботинки на плоской подошве уже стали чёрными от сажи. Он ходил кругами уже несколько часов. Со стороны могло показаться, что Первый не в себе. Он что-то бормотал под нос, то останавливался и прислушивался, то опять начинал ходить зигзагами. Один раз даже выпустил Алоафи, и она чёрной дымкой просочилась в обломки, окутав место мрачным живым облаком. А сам замер над ней и возвёл руки к небу.

Он пришёл сюда с рассветом, едва увидев сообщение от Кары. Совсем короткое: «Особняк Лао взорвали. Сури в Забвении. Закария созывает Совет». Вот и всё.

Понять что же произошло было невозможно. Алоафи Первых он не чувствовал, точнее ощущал только силу Сури, но других не было. Возможно ли, что ассимилянты взорвали особняк? Вполне. Сделано чисто — ничего не скажешь. От старинного дома остался лишь фундамент, да поляна из пепла и мелких обломков.

Взрыв был мощный. Вся Лакарта на ушах, зеваки то и дело приближаются к тому, что осталось от ограды — её положило на землю почти полностью. Город ещё долго будет приходить в себя. Но никто не пострадал. Взрывчатка нового поколения и детонаторы способны полностью контролировать мощность и направление взрыва. В духе Лао, но ассимилянты... Интересно, они такие же гуманисты, как двенадцатый?

Вряд ли. У них есть повод мстить Первым и аматийцам, которые по большей части ни во что не ставили потомков экспериментальных цивилизаций. А значит, не будут осторожничать. Или всё-таки будут? Жалость — плохое чувство, мешает делать работу чисто. Жалел ли он когда-нибудь людей, которых уничтожал? Вряд ли. Работа, есть работа, а работа приносящая пользу, пусть даже с заделом на будущее, не может вызывать эмоций. Они лишнее.