– Он и так умрет. Вы можете прощаться и размазывать по подушке сопли, а можете ухватиться за единственный шанс. У меня есть основания полагать, что зелье поможет. Но да, с такой же долей вероятности оно его убьет. Если ничего не делать, Райан умрет через пару часов сам. Если использовать зелье, возможно, выживет. А возможно, умрет быстрее. Решать вам.
Прошла долгая, мучительно долгая минута, на протяжении которой мне казалось, что Мэнфорд скорее позволит сыну умереть, чем разрешит мне работать с зельями. Но наконец он медленно кивнул.
– Делай. Или прощайся. Решай сама. Если он выживет, я тебя отпущу. И тебя, и Стеллу.
– А если нет, отправишь следом, я знаю. Скажи, чтобы нарвали в саду кордеров. Только цветы, не стебли. Часть уже раскрывшихся, часть незрелых. Принесите котел, весы и все запасы для зелий, которые есть. И еще иглы, как можно больше, я сама выберу подходящие.
И вскоре недовольная, но слегка поумерившая пыл служанка принесла искомое в одну из комнат, наспех переоборудованную под алхимическую лабораторию. Когда-то, много десятков лет назад, в каждом уважающем себя поместье было специальное помещение для алхимических экспериментов. Благополучие нас избаловало: приходилось колдовать над опасным зельем, сидя за роскошным мраморным столом.
Я оборвала ярко-красные лепестки, поставила котел на огонь и прислушалась к приятному, немного пряному запаху кордера. Когда-то вокруг нашего дома (кстати, того самого, что построил Конрад) цвел настоящий кордеровый сад. Увы, со временем от него почти ничего не осталось. Садовник выращивал пару кустов, но больше в качестве символа: Кристалл срезала их и ставила в вазу перед приездом особо важных гостей. Я работала с кордером очень давно, во время практики в колледже, но никогда еще не делала противоядий.
Тем временем лепестки в горячей воде начали давать сок. Вскоре кухню и часть столовой заволокло розоватым паром, и пришлось открыть все окна.
– Это поможет? – тихо спросила Сиси, до сих пор безмолвно наблюдавшая за моими приготовлениями.
Я не удостоила ее ответом. Не было сил вести светскую беседу с прислугой, и что греха таить: я запомнила ее пренебрежение. Очевидно, служанка была влюблена в Райана, но меня заперли в этом доме не для того, чтобы быть подружкой для всех трепетных девиц в округе.
Пока зелье весело булькало, я занялась незрелыми цветками. Лепестки в них еще не сформировались, а хрупкие прожилки были тонкими, но прочными нитями, которые следовало достать.
– Ты алхимик? – снова сделала попытку влезть мне под руку служанка.
Из вредности я решила ответить:
– Нет. Но спала с одним алхимиком. Он меня многому научил.
– Варить такие сложные зелья?
– Зелья? А, нет, я про позы и стоны. Про зелья я читала в женском журнале.
С лица Сиси сошла краска, а я хихикнула и убавила огонь.
– Кайла – магистр алхимии, – сказал вошедший в кухню Мэнфорд.
– Не льстите мне, я теоретик. И я даже не уверена, что противоядие верное.
– А мне интересно, как отравленный нож оказался у тебя? Я наблюдаю за тобой, Кайла, ты искренна. Тебе страшно. Ты боишься потерять Райана и все еще его любишь. Значит, ты не хотела его убить. И не знала, что нож отравлен. Кто дал тебе нож?
Я разделила зелье на две чаши. Одну накрыла пергаментом, а во вторую бросила иглы и нити.
– Тот, кто перешагнет через ваши трупы, если вы будете мешать его играм.
– Ким?
Я пожала плечами. Конечно, Мэнфорд знал о Ким. Все знали о Ким.
– Я думал, она в лечебнице.
– Я тоже. Сейчас мы не можем проверить, верно? Но если это Ким – то Райан поправится, так что молитесь, Мэнфорд.
Подхватив поднос с чашками, я направилась к лестнице.
– И на всякий случай проверяйте замки. Ким любит играть с мышками в их домике.
Райана трясло. Жар только усиливался, он что-то бессвязно бормотал и вряд ли понимал, что я здесь. Я различила и свое имя тоже, но не вслушивалась. В ушах звенело от напряжения. И я вдруг испугалась, что не выдержу и потеряю сознание. То ли от усталости, то ли от страха.
– Будет больно, – предупредила я. – Очень. У меня нет ничего, что облегчит боль или усыпит тебя. Придется терпеть. Постарайся, пожалуйста, не двигаться. По возможности. И не кричать. Это меня очень пугает, а делаю я такое впервые. Ты вообще любишь быть у девушек первым, Хефнер.
Райан едва заметно кивнул.
– Тогда вперед, – выдохнула я.
Взяла чашу с раствором и медленно начала лить на рану. Райан заорал так, что я до боли в побелевших пальцах сжала чашу. Только бы не уронить, тогда он попросту свихнется или сердце не выдержит. Кровь смешалась с отваром, рана выглядела еще страшнее, чем прежде. Руки дрожали, из-за чего лила я неровно, порциями, и каждый раз, когда раствор касался раны, Райан выгибался. Я видела, что он старается не двигаться, пытается облегчить мне задачу, но боль была сильнее. От жалости и необходимости мучить его на глазах выступили слезы.