Темные силы

— Чего — напоролась?. — возразила я. — Ты замечательный была гособвинитель. Тебя судьи на руках носили. И следователи тоже.

— А! — отмахнулась Лариска. — Я про это уже забыла. И потом, опять заговорили про то, что поддержание гособвинения отдадут в Министерство юстиции. И что бы я делала?

— Ушла бы в Министерство юстиции, — пожала я плечами. На самом деле, регулярно вспухающие слухи о реформировании прокуратуры, о передаче следствия в особый комитет, о разгоне надзоров, о делегировании другим органам чисто прокурорских функций вроде поддержания обвинения в суде, а главное — шараханья руководства прокуратуры от тридцать седьмого года к девяносто третьему и обратно сделали свое дело: хорошо почистили прокурорские ряды от опытных и грамотных людей, которым надоело балансировать между совестью и приказами Генерального и все время, несмотря на качество и количество работы, ждать увольнения.

— Ну да, в моем возрасте только туда-сюда бегать. Так вот, я когда факультет закончила, сразу рванула в прокуратуру. А моя судья мне звонит и говорит, прямо захлебываясь: ой, Лариска, счастливая ты, у тебя пенсия будет целых сто пятьдесят рублей! Представляешь? А мне тогда до пенсии было как до царствия небесного. Зато теперь я ее поняла.

— Ты ж не выдержишь еще несколько лет.

— Выдержу, — невесело усмехнулась она. — Мы все очень многое можем выдержать, с нашей-то закалкой. Ладно, что с тобой-то стряслось? Опять кто-то наехал?

Я в двух словах рассказала Лариске про вчерашние события. Она искренне посочувствовала, захлопнула блокнот и пошла себе доживать до пенсии. А я еще поколдовала над книгой учета ухода: мне предстояло сочинить и записать туда легенду о том, где я буду проводить время сегодня с часу до позднего вечера. Мы вчера договорились, что некоторые мероприятия по психу можно поручить мне. Например, показать Библию кому-нибудь в церкви (я слабо представляла, кому; разве что зайти в первую попавшуюся церковь и представиться, а потом завести разговор о книге с пометками), и определиться, что означают рисованные закорючки на полях псалмов. Мигулько с Гайворонским взяли на себя четверых женщин, чьи портреты носил у сердца псих, Синцов собрался в область — раскапывать все, что можно, про детские и юношеские годы Паши Иванова, Лешка Горчаков пока оставался не у дел и был на подхвате. На него возложили обеспечение моей безопасности, поскольку вечером, в обстановке строгой секретности, нам предстояло переехать к Сашкиным родителям — от греха подальше.

Вернувшись к себе в кабинет, я открыла сейф и зачем-то стала перекладывать папки с уголовными делами, — наверное, чтобы успокоиться, потому что эти папочки, особенно сложенные по порядку, обычно возвращали мне душевное равновесие. Убедившись, что с делами полный порядок, я вынула из самого низа пачки толстую «корочку» с хозяйственным делом, невесть как затесавшимся в мои убои и прочие преступления против личности. Наверное, Лешка тогда болел, шеф передал мне дело на время, а потом я пожадничала и не стала отдавать дельце в чужие руки.

«Корочка» навела меня на мысль, что можно поменяться с Горчаковым: отправить его с Библией за консультацией к святым отцам, а я в это время съезжу с Синцовым в область. Как раз по этому делу мне давно нужно было именно в тот город, откуда происходил маньяк. Славно; и придумывать ничего не надо, запишу в журнал, как есть.

Я дернулась в дверь горчаковского кабинета, но она была закрыта.

А, ладно; на всякий случай я сунула Библию в сумку и через сорок минут уже ехала в машине рядом с Синцовым.

Манера его вождения ничуть не изменилась; в городе мы лавировали среди транспортных потоков, чудом просачиваясь между грузовиками и трамваями, объезжали по встречной тех, кто не особо торопился, и умудрялись юркнуть в еле заметное пространство в своем ряду ровно за секунду до, казалось бы, неминуемого лобового столкновения. Так что я вздохнула с облегчением, когда мы вырвались на пригородную трассу и помчались, не сдерживаемые больше встречными и попутными. О делах мы с Андреем упорно не говорили, а полдороги и вовсе молчали. Он был не то чтобы сосредоточен на дорожной обстановке, нет, он сам неоднократно говорил: «Вожу, как дышу», знаки и сигналы светофора воспринимал скорее подсознанием, чем сознанием, а просто думал о чем-то своем, да и я, открыв окошко, наслаждалась свежим ветерком и запахом молодой травы, и мне не хотелось ничего обсуждать. Вообще Синцов из тех людей, у которых есть такое незаметное достоинство — с ними можно комфортно молчать. И только с возрастом понимаешь, что твои лучшие друзья — как раз из этих людей.

Из-за поворота выскочила стайка юнцов на мопедах. Синцов ловко объехал их и чертыхнулся:

— Путаются под ногами…

Юнцы же умчались на рычащих агрегатах, хохоча и что-то выкрикивая, и я засомневалась, что они нас вообще заметили.