Темные удовольствия

Маркус завязал ей глаза шарфом, а затем вопросительно поднял бровь. Я мотнул головой в сторону ступеней. Я хотел, чтобы он ушел.

На этот раз Маркус просто усмехнулся. Он уже всё сказал раньше. Я был лжецом. Я замечал Еву во всех отношениях. Ничего не мог с собой поделать. Я видел ее во снах. Но он понятия не имел о том, что она сделала, и обо всем, что произошло между нами. Начиная прямо с нашей первой встречи, когда нам было по тринадцать лет, и она увидела то, что никогда не видела ни одна живая душа. Вплоть до всех тех признаний, произнесенных шепотом в темноте, которые она отвергла, когда ушла, оставив меня без внимания в больнице.

Никому нет дела до тебя, Беккет. Ева стала просто еще одним доказательством того, что моя мачеха была права все эти годы.

— Маркус? — Тихо позвала Ева. Теперь у нее были завязаны глаза, и она была чертовски соблазнительна.

Я придвинулся ближе. Маркус без возражений покинул джакузи, предоставив мне возможность сосредоточиться на моей новой маленькой зависимости. Заменил ли я свое пристрастие к болеутоляющим таблеткам мыслями об этой девушке? Возможно. Однако не это делало меня безумным. Мое безумие проявлялось в том, что я хотел, чтобы она плакала и умоляла меня о прощении. Чтобы она ползала передо мной. Я вырос в окружении всей роскоши в мире. Никогда не было ничего, что я не мог бы получить. До Евы. Я хотел, чтобы она сдалась. Я хотел, чтобы она извинилась и сделала это искренне, черт возьми.

Ты хочешь, чтобы та ночь была настоящей.

Нет. Мне наплевать на это, — возразил я голосу в своей голове. Я хотел лишь погубить наконец девушку, которая всегда видела во мне слишком много. Все приходит к тому, кто ждет, а я ждал возможности сломать свою маленькую Золушку много лет.

Ева притихла, уязвимая, красивая и такая чертовски доверчивая. Выбившиеся пряди спускались по ее влажной шее и касались плеч. Ее полные губы были приоткрыты, готовые к поцелую. Поцелую Маркуса. До сих пор она отстойно следовала моим правилам.

Темная ярость разлилась в моей груди при мысли о том, что она позволила бы Маркусу поцеловать ее. Верхушки ее потрясающих грудей торчали из воды, блестящие и гладкие, требующие моего внимания. Я был чертовски тверд в течение последнего часа, и недостаток кровообращения сказывался на моем мозге. Я без тени сомнения знал, что мне нужно прикоснуться к ним снова.

Я наклонился и легко поцеловал ее, как, по моим представлениям, сделал бы Маркус. Она замерла, не реагируя. Что-то первобытное и беспричинное во мне порадовалось тому, что она никак не отреагировала. Через секунду Ева расслабилась, явно решив, что выполнила свою роль в игре. Моя рука сомкнулась на ее затылке, и я снова захватил ее губы, на этот раз в карающем поцелуе, который был предназначен только для нас двоих. Я требовал ее подчинения, и она сдалась мне. Всего через несколько секунд после того, как я накинулся на неё, она ответила мне взаимностью с не меньшей страстью. Мой язык пробился в ее рот, лаская ее, и она резко выдохнула, прижимаясь к моей груди. Я целовал ее безжалостно, не останавливаясь ни на секунду, и она целовала меня в ответ.

Я привлек ее в свои объятия; прикосновение ее влажной кожи вызывало привыкание. Вода смягчила наше столкновение, и я сел на скамейку в воде, притягивая ее к себе на колени. Она охотно подалась вперед, раздвинув ноги, чтобы оседлать мои бедра и устроить свою киску прямо на моем члене.

Давление было чертовски потрясающим после целого часа стояка и желания. Она задвигалась вдоль длинной, жесткой выпуклости, инстинктивно понимая, что нам обоим нужно. Ее руки поднялись к моим щекам и обхватили лицо, точно так же, как в ту ночь. Это была нежность, которой я никогда не испытывал и на которую не имел права.

Никто не видел меня так, как она, и я ненавидел это в ней. Я хотел придушить ее. Я хотел утопить ее. Я хотел, чтобы мое имя было первым, о чем Ева думала утром, и последним, что она вспоминала ночью. Я хотел владеть ее мыслями, как она владела моими.

Я держал ее влажное, податливое тело у себя на коленях, положив одну руку ей на поясницу, а другую — на затылок, удерживая ее в ловушке, на случай, если она даже подумает о том, чтобы отстраниться. В этот момент мы были одни на крыше, однако, я не смог бы остановится, даже если бы кто-то прервал нас.

Мой язык скользил между ее губ, поглощая ее, забирая все, что я хотел, и оставляя ее бездыханной. На вкус она была точно такой же, как в ту ночь. Как что-то опасное, вызывающее привыкание.

Ева прикусила мою губу, так что я прикусил ее. Она вздрогнула, когда я это сделал, хотя мой укус был в сотни раз нежнее. Ей понравилось. Я попробовал еще раз, на этот раз втянув ее нижнюю губу в рот и слегка покусывая ее. Ее дыхание сбилось, а руки скользнули по моей влажной коже. Мои руки прошлись по ее телу и переместились на груди, обхватив их. Она дрожала, пока я снова и снова проводил большими пальцами по твердым соскам.