Мать разевает рот. Мосс сражается в кресле с собственными конечностями, оцепенелыми и похожими на сырое тесто. Незнакомец поднимает затененное шляпой лицо.
Мяукающий крик – только один, едва ли достаточно громкий, чтобы поверить. Коротенькая ручка со сжатым младенческим кулаком приподнимается. Голова дергается и поворачивается. Второй крик, теперь уже громче. Мать вскрикивает и тянется к своему ребенку. Нижняя губа Мосса дрожит, и он сам начинает рыдать как дитя. Младенец теперь громко плачет, не желая оставаться в стороне.
Незнакомец нежно передает его матери.
– Гребаные смертные, – бормочет он себе под нос. – Все кончается слезами, все начинается слезами. На хрен я вообще лезу в их дела?
Он отступает назад и позволяет Моссу подняться на дрожащие ноги, жестом предлагая ему присоединиться к жене и сыну на окровавленной кровати. Затем роется во рту, морщится и выдергивает что-то, сплевывает на пол и наклоняется, чтобы поднять меч.
– Пора тебе в музей, хреновина, – говорит он оружию.
У полога палатки он останавливается и оглядывается. Младенец уже у груди, прижался и усердно сосет. Мать все еще плачет, слезы капают прямо на его обращенное вверх пухлое личико. Мосс, оторвавшись от своей семьи, внезапно очнувшись от горя, видит темную фигуру, которая все еще стоит рядом, словно похмелье после дурного сна. Он вытирает глаза, внезапно смутившись. Шмыгает носом, переводит дух, кое-как берет себя в руки.
– Я… мы… в большом долгу. – Он сглатывает. – Кто? Кто ты такой?
Незнакомец вздыхает.
– Подумай немного. Может, к утру дойдет. Но это не важно. – Он поднимает руку, тыкает узловатым пальцем. – А вот
– Но… – Мать отрывает взгляд от кормящегося ребенка. Она соображает куда быстрее, чем муж. – Если мы не знаем твоего имени, как нам почтить тебя, назвав его?
– А, это. – Фигура среди теней пожимает плечами. – Ну, ладно. Назовите его Гилом.
Затем он уходит через щель между входным пологом и палаткой – а может, и нет. Холодный ветерок проникает внутрь, обегает кровать по кругу и медленно согревается. Мать сильней прижимает к себе сына.
– Хилом? – безучастно спрашивает она мужа.
Мосс пожимает плечами.
– Хьилом. Вроде бы.
– Ну, Хьил так Хьил. Славно. Это сильное имя. Мне нравится.
И они жмутся друг к другу вокруг искры жизни, которую им подарил злой бог с разбитым ртом, ушедший прочь.
Благодарности
Как, возможно, и подобает повествованию о квесте, «Темные ущелья» сменили немало пристанищ на долгом пути к завершению. За это благодарю следующих любезных хозяев, невоспетых героев и друзей по странствиям:
Роджера Бернетта и Инку Шорн – за то, что они одолжили мне не одно, а целых два места под солнцем, где я мог бы работать, и за то, что присовокупили к этому блестящую компанию, добрые слова и – в экстренных случаях – макароны.
Моей жене Вирджинии – за то, что она купила, приладила и с достоинством приняла блестящий новый замок на двери моего кабинета, хоть это и превращало ее в фактически мать-одиночку по несколько дней кряду, снова и снова.
Моему сыну Дэниелу – за то, что он торжественно признал в возрасте менее двух лет, что нет, ему нельзя поработать со мной, даже если я всего лишь в соседней комнате.
Саймону Спэнтону и Энн Гроэлл – за
Моему агенту Кэролин Уитакер – за терпение, спокойствие и добрые советы, как всегда – пусть даже в конечном итоге я проигнорировал последнее почти полностью.
Я бы не дошел до конца путешествия без вас.