Темные ущелья

Вопрос остался открытым. Он все еще плохо представлял себе, до каких пределов простирается власть клики за кулисами в Трелейне или даже в Лиге в целом. Время от времени он встречался с их агентами, но у него не было возможности допросить их – драки всегда были слишком жестокими, клинки слишком неумолимыми, а его собственная ярость слишком необузданной. Ситлоу использовал клику для укрепления власти и влияния в северных городах – это Рингил знал наверняка. Но он понятия не имел, была ли клика сама по себе создана руками двенды, или Ситлоу просто счел возможным подчинить себе уже существующую властную структуру. Он не знал, усохла ли она, когда Ситлоу ушел, а Рингил вернулся в город, чтобы мстительно посеять разорение среди тех, кто похитил его кузину, или Финдрич и остальные просто затаились и выжидали завершения плохо спланированной и неуклюже исполненной мести Гила. В прошлом году Гил предупредил вторжение Рисгиллен в Ихельтет, и выражался при этом недвусмысленно…

«Я охраняю этот город! Чтобы попасть сюда, придется пройти через меня! – Собственный крик резал ему уши, а храмовый зал Афа’марага в это время продолжал рушиться, и Рисгиллен в ужасе смотрела на Рингила. – В следующий раз, когда увижу двенду, я вырву его или ее гребаное сердце и сожру, пока оно будет биться!»

…но он никогда особо не сомневался в том, что сестра Ситлоу опять попробует воспользоваться теми рычагами власти, что у нее еще остались на севере.

«Олдрейны опять заставят Когти Солнца, – шепчущий голос Фирфирдар в его голове нежен, как прикосновение упавшего пера, – озарить небеса сиянием бесчисленного множества несправедливых смертей…»

На что пошла бы Лига ради такого оружия, не говоря уже о клике? Он слышал хвастливые речи Рисгиллен, слышал рассказ Арчет о том, что имперцы обнаружили в Хангсете. Он не совсем понимал, что собой представляли эти Когти Солнца, но то, что они могли сделать, особых сомнений не вызывало. Оружие, способное поджечь славный город Ихельтет, как срубленное прогнившее дерево. Оружие, способное поставить на колени всю Империю.

Разве существует то, что клика бы не предложила Рисгиллен в обмен на нечто подобное?

«Пять кораблей и несколько сотен человек, чтобы захватить или прикончить убийцу твоего брата – так, моя госпожа-из-иного-мира, несущая огонь победы? Это едва ли может считаться достойным авансом».

Он заставил себя снова обратить внимание на раненого капера.

– Кто вами командует?

Тот вздрогнул.

– Клитрен… Клитрен из Хинериона. Он теперь рыцарь… рыцарь, командующий военным подразделением.

Губы Рингила изогнулись в кривой усмешке.

– Да неужели?

Он знал таких людей. Они сражались за дешевые титулы и продвижение по службе в безумном, неразборчивом в методах хаосе мобилизации. Война против Чешуйчатого народа привела к тому, что множество младших сыновей из благородных семейств заняли посты, к которым не были даже отдаленно готовы. «К юноше Рингилу Эскиату, с его пылким взором, это тоже относится, если подумать…» – и он предполагал, что на этот раз все будет так же.

Раненый опять судорожно втянул воздух.

– Говорят… говорят, что Клитрен… желает тебе зла. Он мстит, так говорят. Он… произносит твое имя с ненавистью… когда по ночам лежит в постели.

– Как же это романтично. – Рингил поднялся на ноги. Увидел, как взгляд капера в отчаянии метнулся туда-сюда между фигурами врагов, которые возвышались над ним. На измученном лице отразилась битва между ужасом и трепещущей надеждой. – Ладно, сынок. Расслабься, мы закончили. Твоя душа вне опасности.

Он демонстративно убрал в сторону Друга Воронов. Увидел облегчение в глазах юноши. Кивнул имперцу с клинком милосердия.

– Сделай это быстро.

Имперец опустился на колени, рассеянно напевая себе под нос какой-то мотив, и рассек каперу горло от уха до уха. Губы юноши шевельнулись: он успел произнести слова молитвы. Рана наполнилась подступившей кровью, та хлынула ему на грудь и залила куртку, соединившись с расползающимся пятном от раны на бедре. Трудно было понять, задержалось ли облегчение на его лице, пока он умирал, – имперец был мастером своего дела, и юные черты помрачнели и обмякли от потери крови почти в тот же момент, как клинок рассек плоть. Веки капера опустились трепеща, словно крылья усевшихся на жердочку голубей, и он испустил дух.

«Клитрен».