Объяснили это мне на третий день, когда из меня дурь вышла, которой нас опоили. Кстати, так до самого конца и не сказали чем. Конспираторы. Только я тоже не лох из-за горы. Сделал себе ранку маленькую на пальце и кровью капнул на простынку. Как будто комара раздавил. А потом кусочек тот оторвал. Крохотный, едва на квадратный сантиметр тянет. Вернусь — отдам в лабораторию на анализ. Очень меня та штука заинтересовала. Это что же такое можно замутить в деревенских условиях?
Нет, к кормежке претензий никаких. Я бы даже поправился, если б не обязанности. На меня в очереди были две страждущие. Сестры, кстати. Два месяца — два! — пока у обеих не обнаружились неоспоримые признаки беременности — я регулярно выступал в качестве эталона. Если кто не в курсе, по-французски так называют жеребца-производителя. Только тогда мне вернули одежду и все мои причиндалы, вплоть до оружия. Коле тоже. Мы с ним сели на замшелой лавочке под липой и поначалу не знали о чем и как говорить. Ну стыдно же! Какие-то сексуально озабоченные бабы взяли в плен двух матерых шкуродеров из прокуратуры. Смех! После, слово за слово, разговор пошел. И, чую, мнется что-то мой напарник. Отворачивается, в глаза не смотрит. Не получается у нас разговор.
Ну когда такое дело, я всегда вспоминаю про абсолютное оружие. То есть не то чтоб совсем уж всегда, порой это бывает совершенно неуместно, но меж своими-то чего церемониться? Мухой к машине… Кстати, никто ее и пальцем не тронул, это к слову об императорском гостеприимстве. Достаю из багажника бутылочку ноль, сами понимаете, семь, и обратно к напарнику. Приняли по сто. Прямо так, без закуски. Сурово, по-мужски. Крякнули, утерлись, посмотрели друг на дружку — как, дескать? Нормально. Ну поехали дальше. Между первой и второй промежуток небольшой. И тут наш разговор тронулся с места. Сначала со скрипом, с натугой, как застоявшийся на запасных путях паровоз, а потом ничего, разогнался и полетел, разбрасывая искры и отплевываясь клубами пара.
Долго мы так сидели. Я еще разок сбегал. И было отчего. Влюбился мой напарник. Отчаянно. Втрескался по самое не балуй. До того, что хочет остаться. Только стыдно ему передо мной — долг, присяга и все такое. В общем, и правильно, что стыдно. В конце концов, работа есть работа. И долг, и присяга, и ответственность тоже присутствуют. Для того все это и придумано, чтобы на неокрепшую психику давить.
Только его так приперло, что он уже ствол к виску примеривал. Потому что и так нельзя, и эдак невозможно. Честно говоря, вот это самое последнее обстоятельство меня и смутило. Самостреляться-то зачем? Поговори со старшим товарищем, облегчи душу, может, он тебе чего умное и присоветует.
Уж как я ему советовал! Соловьи таких песен не поют, какие я ему исполнял. И по душам, и по строгости, да с примерами. Один есть просто замечательный. Майор из Интерпола мне рассказывал (сейчас он в бизнес подался). Я тут чуть отвлекусь, чтобы понятно было. В чем, по большому счету, суть деятельности Интерпола? В обеспечении взаимодействия между полициями разных стран. В основном это бумажная работа — запросы, контроль за исполнением сроков, ответы, увязывание, согласовывание и все такое. Нет, конечно, и кое-какой анализ присутствует, но никаких погонь и прочего голливудского героизма. За исключением, пожалуй, одного момента — они участвуют в перевозке преступников из одной страны в другую. То есть, скажем, Россия посылает запрос в Бельгию на какого-нибудь Сидорова, по которому наша ИТК плачет, там запрос рассмотрели и вдруг согласились с присланными доводами. Тогда в Брюссель вылетает российский интерполовец (или даже несколько), ему вручают клиента, с которым он опять садится в самолет, и сопровождает его вплоть до момента высадки, где его уже ждут парни из МВД. ОМОН или кто еще — судя по персоне.
И вот был такой случай. Этапировал одну особу молодой офицер. Аферистка — пробу ставить негде. А красивая! Пока летели — всего-то несколько часов, — она его разговорила и влюбила в себя. Насмерть. Так в аэропорту эту дамочку у него чуть только не с оружием в руках отбивали; он уже намылился ее провести и укрыть в тихом месте для своего, так сказать, личного употребления. Особого шума не было, потому что папа у офицера был большим милицейским чином.
Но Коле моему я, понятное дело, кое-какие краски сгустил, другие смазал. Как я выступал! Вдохновению, казалось, не будет предела. Драмтеатр отдыхает за кулисами. Эх, хорошего бы режиссера в тот момент, мне карьера на подмостках была б обеспечена.