Темные воды

Студенческая горячка подходила к концу. Зачеты сданы, допуски к экзаменам получены, теперь самое время подумать о подарках и о празднике – приближался Новый год. Девчонки на сэкономленные деньги покупают своим домашним дурацкие, никому не нужные мелочи, всякие глупые вазочки, колготки, носовые платки в упаковках, заколки и кошельки, рамки для фотографий и дешевую парфюмерию – откуда только у них столько родни! У всех мамы, папы, любящие бабушки, дедушки, братья, сестры и еще Бог знает кто, а ей, к сожалению, не надо особенно беспокоиться, даже школьных друзей нет. Сашка купила Сане и Стасу зажигалки и брелочки, девчонкам – заколки и лак.

За эти полгода, проведенные в Москве, по-настоящему близким человеком стал для нее Антон, только он один беспокоился о ней все это время и старался помочь ей. Чем бы ни было вызвано его внимание к ней, Сашка была ему благодарна и не раз пожалела, что их отношения вышли за рамки дружеских. Но ругала за это только себя: она должна была держать Антона на расстоянии, не позволять близости, и в то же время ей все время было жалко его, так он был влюблен, и так она была ему благодарна за все, что он для нее сделал.

Вот для Антона и для Клавдии Сергеевны Сашка выбирала подарки очень тщательно, долго и наконец купила: Антону – роскошный свитер, Клавдии Сергеевне – шарф. Она немного сомневалась в своем вкусе, помнила о постоянных насмешках Ирины и сейчас не была уверена, что им понравятся эти вещи. А ей так хотелось, чтобы они приняли подарки с радостью и носили с удовольствием.

Антон приходил накануне, спрашивал, с кем она будет встречать Новый год. Сашка уверенно соврала: в общежитии, с друзьями, они уже договорились, подводить их она не может. Он молча повернулся и ушел. Его было ужасно жалко, но стоит ей согласиться даже на прогулку, и он опять будет надеяться на ответное чувство. А ей так не хватает его дружеского внимания, только дружеского. Сашка хотела бы, чтобы все вновь стало по-прежнему: пусть любит свою Ирину, и тогда она попробует заново подружиться с этой семьей, С ее способностями она наверняка когда-нибудь им пригодится.

К сожалению, вопреки ее заявлению, Новый год Сашке предстояло встречать в одиночестве. Как правило, все первокурсники рвутся отмечать этот праздник дома с родителями или с бывшими одноклассниками. Сашкины друзья тоже уезжали, соскучившись по своим близким. Именно сейчас, в первый после окончания школы Новый год, им всем было о чем поговорить, что рассказать, дружеские школьные связи еще не разрушило время. У Сашки заранее портилось настроение при мысли, что ей придется сидеть одной в такой праздник.

Последние дни стоял крепкий морозец, снег под ногами поскрипывал, хотелось выехать за город или хотя бы побродить по свежему снегу в парке. Но не с кем, а одной вечером в парке страшно. Санька уехал, а Стас последние дни ходил хмурый, на расспросы не отвечал, отмалчивался. Майка занималась упаковкой своих подарков, разложив их по всей кровати. Оживленно рассказывала что-то о своих родственниках. Чтобы не травить душу, Сашка отправилась гулять по городу. Она вышла на Смоленской и тихонько побрела по Старому Арбату, любуясь праздничными витринами, новогодней иллюминацией. Очень красиво, но на душе все равно было грустно, ее угнетала предстоящая ночь в пустой общаге.

А люди шли такие радостные, с пухлыми пакетами, набитыми всякой всячиной, несли елки и торты. Что же она-то не купила себе что-нибудь вкусное, сладкое?! Родители вели детей с утренников, в руках они держали накрытые полиэтиленовыми пакетами висящие на плечиках детские новогодние костюмы, украшенные блестками и бахромой, а дети возбужденно, взахлеб рассказывали им что-то. Сашка вглядывалась в лица прохожих, казалось, всем без исключения весело, радостно, и впереди всех ждет что-то еще лучшее…

Пошел снег, он летел чуть наискось, снежинки попадали на ресницы, наверняка тушь поплыла. Она свернула в переулок, там стены домов прикрывали прохожих от ветра и снега, потом заметила вывеску туалета и спустилась поправить макияж. Когда же поднялась вновь на улицу, перед нею, в толпе, вдруг мелькнуло его лицо, вот и он ее заметил. Она увидела, как оживились его глаза, как он радостно улыбнулся, и от этого ее охватило такое счастье… Сашка вздохнула, будто вынырнула на поверхность, будто не дышала вечность… Они шли навстречу, теряя друг друга из виду и тут же с облегчением находя взглядом вновь, никого больше уже не замечая… Сейчас это был единственный человек в мире, которого она хотела видеть. В одно мгновение ее настроение изменилось. Только что слезы закипали на глазах, а теперь ее несла волна радостного предчувствия. Они остановились, не решаясь обняться.

– Рад тебя видеть, – дотронувшись губами до ее щеки, сказал Рено. – Ты одна? Без Антона?

– Одна…

Не сговариваясь, дальше пошли вдвоем. Шли словно в волшебной сказке, сквозь тихо падающий снег, расцвеченный вспышками реклам. Случайно руки их соприкоснулись, и дальше они так и шли, чуть касаясь пальцами друг друга. Им совершенно не мешали толкающие, спешащие прохожие.

– Давай как-нибудь съездим с Антоном к моему другу на дачу в лес. Он купил старую-старую дачу. Я у него уже не раз был, там такая красота. Ты умеешь кататься на лыжах?

– Нет, а мне можно после сотрясения?

– У тебя даже сотрясение было? Антон не говорил…

– Освобождена от физкультуры до конца семестра.

– Тогда я буду катать тебя на санках, осторожно и бережно.

– Здорово, я мечтаю покататься на санках.

Они говорили, не задумываясь, не ища специально тем, не смущаясь паузами. Заметив, как Сашка поглядывает на вывеску пельменной «У Мони», Рено предложил зайти туда. Есть пельмени вдвоем – это просто восхитительно, пельмени становятся гораздо вкуснее, когда видишь рядом лицо любимого. Глаза у Сашки сияли от счастья, девушка впервые так сильно полюбила, и ей хотелось, чтобы этот поздний ужин не кончался. Она не видела и не слышала больше никого, словно была с Рено наедине. В какой-то миг она даже потянулась к нему губами, так захотела поцеловать его… Рено рассказывал что-то и вдруг, взглянув на нее, замер, засмотрелся в ее глаза… Он забыл, о чем говорил.

– А ведь прав Антон, глаза у тебя не серые, а черные.

– Да?! – Сашка испугалась: она уже знала, в каких случаях у нее темнеют глаза.

Ей говорили пациенты, что, когда она лечит, зрачки сильно расширяются, и тогда глаза кажутся черными. Получается, сейчас, сама не замечая того, она что-то вкладывает в свой взгляд? Странно, она всего лишь наслаждается его присутствием. И Сашка не отвела глаз. Рено, забыв о пельменях, смотрел и смотрел на нее…

– Черт побери! Что я делаю?! – спохватился он, вспомнив о брате.

– Что? – почему-то шепотом спросила Сашка.

– Тебя же не пустят в общежитие! Мы заболтались. Все, пошли.

Он остановил такси и отвез ее к общежитию. Двери уже были закрыты, но вахтерша впустила ее и в честь Нового года даже не сделала замечания.

Все было бы прекрасно, но Рено не заикнулся о следующем свидании, не пригласил с собой встречать Новый год. Может быть, дело не в Антоне, а просто у него есть другая?

В комнате Сашки оказалось полно народу – все, кто еще не уехал. Они и так не скучали, но с ее приходом стало еще веселее. Сашка с удовольствием увидела, что Стас повеселел, а то в последние дни он даже не напевал. Сейчас он был, конечно, с гитарой, жизнерадостно повторял одни и те же строки: «Новый год к нам мчится, Скоро всё случится…». Пел, пока Майке не надоело. «Хочу спать!» – заявила она. Пора было выпроваживать гостей. Начали со Стаса. Сашка чмокнула его в щеку, вручила подарок, а он – ей. Они попрощались до следующего года. Уходя, Стас опять запел: «Я ухожу, чтобы вновь возвратиться…» Это еще больше всех развеселило: «Наша перелетная птичка». Разошлись и девчонки по своим комнатам.

Гостей выгнали, а сами все не могли уснуть, не спалось, разговор зашел о христианских чудесах. Сашка оказалась самой подкованной, девчонки и не слышали о многом. Они недоверчиво слушали о Туринской плащанице, о том, что на холсте, в который заворачивали Иисуса, отпечатались его лик и все тело – как, каким образом это произошло, ученые до сих пор не могут объяснить.

– Выходит, он на самом деле был?

– Чтобы так отпечаталось, нужно лежать неподвижно несколько дней, но живой человек поменял бы положение. А от мертвого не будет отпечатка…