Когда он неожиданно узнал из вечерних телевизионных новостей об убийстве банкира Рольфа Гаммерсбаха, то испытал двоякое чувство. С одной стороны, банкир еще не вернул ему триста тысяч марок плюс проценты, и теперь было понятно, что эти деньги уже никто не вернет, ведь сделка совершалась неофициально. С другой стороны, он продолжал владеть бриллиантом, стоимость которого многократно превышала невозвращенную сумму. Простая арифметика была в пользу Ахмеда. Единственным неприятным моментом были расписки, которые Ахмед выдавал банкиру взамен частичных погашений суммы долга. Если расписки не всплывут, то торговец имел полное основание надеяться на крупный куш.
Однако когда на рынке вдруг появился этот молодой сыщик, то Ахмед решил, что его приход не случаен. Конечно, вполне могло оказаться, что у него нет никаких расписок, но это нужно было проверить. И Ахмед решился на крайность, приказав дружкам разобраться с сыщиком. Если даже у него не окажется расписок, то задуманная Ахмедом акция, считал он, навсегда отобьет у того желание совать свой нос в это дело.
Расписок не оказалось, и теперь у Ахмеда были все основания считать, что кто-то еще может проявить интерес к бриллианту. Он не мог исключить и возможность того, что этот сыщик раскрутит через полицию факт нападения на него, и тогда это не сулит Ахмеду ничего хорошего. При всех прочих его больших и маленьких грехах это может закончиться тюрьмой. Правда, все это будет сложно расследовать – ведь сыщик так и не видел Ахмеда, да и тех людей, с которыми он беседовал на рынке, вряд ли запомнил. Тем не менее Ахмед отсиживался дома, не представляя, откуда ему могут нанести удар. Он уже не мечтал о не принадлежащем ему бриллианте. Более того, он готов был его вернуть в обмен на расписки, даже потеряв невозвращенный долг. Своя шкура была дороже.
Торговец нервно перечитывал свежие сообщения о ходе расследования, пытаясь выудить оттуда хотя бы малейший намек на связь убийства с бриллиантом. И чем дальше, тем больше убеждался, что полиции ничего не известно ни о бриллианте, ни о расписках. Это успокаивало, но в то же время порождало новые тревоги. Ведь полиция представляет государство, которое может наказать лишь лишением свободы. А расписки, скорее всего, у частных лиц, а от этих можно ждать чего угодно. Ведь не случайно приходил этот сыщик. Кого-то же он представлял. От этих мыслей Ахмеду становилось плохо. Будучи человеком, порой не чурающимся криминальных деяний, он впервые в жизни почувствовал животный страх оказаться жертвой таких деяний. Больше всего его бесило, что он не имеет никакого понятия, у кого могут быть эти расписки. Убитый банкир ни словом не обмолвился, откуда у него бриллиант. Ахмед был уверен, что бриллиант Рольфу Гаммерсбаху не принадлежит, но тогда его это не интересовало. Сегодня он многое бы отдал за любую информацию.
Пойти на контакт с этим сыщиком? Объяснить ему все… Все же он лицо частное… Нет. К этому торговец еще не был готов.
Всю ночь Максу снились кошмары. Сначала явился светловолосый молодой человек в черных очках. Он стрелял в высокого мужчину, черты лица которого были совершенно смазанными, и лишь подсознательно Макс понимал, что это Рольф Гаммерсбах. Потом светловолосый превратился в жгучую брюнетку, которая голосом Кристины Маттерн кричала: «Ну что, господин сыщик!» На смену этой картине пришла другая. Полупьяный бомж Гюнтер убегал от полицейских, один из которых вдруг остановился и страшным голосом заорал: «Где бриллиант, частный детектив? Верните бриллиант!» Заключительная сцена была менее свирепой. Фрау Гертнер тихим вкрадчивым голосом говорила: «Есть, Макс, такие ненормальные красотки… Они могут убить исключительно из мести, исключительно по причине непреодоленного унижения…»
Сыщик проснулся и сразу почувствовал, как трещит голова. Не было сил подняться и пойти в ванную, чтобы принять обычный душ. Несколько минут он лежал, тупо глядя в потолок, потом все же медленно спустил ноги с кровати и сунул их в тапочки, стоявшие на маленьком прикроватном коврике, напоминающем цветную латку. Посидев немного, Макс все же поднялся и, шаркая ногами, вышел из комнаты. Скоро в ванной зашумела падающая вода.