– Сильфида, – коротко ответил Хес. – Мы миновали внешний кордон. Через пару часов остановимся, отдохнем – и у нас на пути Большой Разлом.
Охотник отвернулся и вновь намертво замолчал – послушник понял, что больше не добьется от него ни слова.
Стоило им только остановиться, повинуясь вскинутой руке Хеса, Исэйас со стоном сполз по боку жеребца и повалился на траву, раскинул руки в стороны и блаженно прикрыл глаза. Рабикан осторожно переступил через внезапно образовавшееся препятствие и ткнулся мягким храпом послушнику в плечо. Мальчишка с трудом разлепил глаза и сел, сжимая гудящую и грозящуюся развалиться на две половинки голову.
– Держи, – сунул ему в руки кусок вяленого мяса и краюху хлеба Хес.
Исэйас несколько заторможено огляделся: в паре шагов от него весело пылал небольшой костерок, лошади уже были расседланы, а на земле сооружены лежаки. Парнишка смутился: обычно все это делал он, но сегодня силы совсем покинули его. Ему показалось, что, мешком рухнув с коня, пролежал так от силы несколько мгновений, но по всему выходило, что он просто провалился в забытье не меньше, чем на четверть часа.
Исэйас, чувствуя, как перестают повиноваться руки, с трудом дотянул кусок до рта, умял предложенное в единый миг и завалился на лежанку, мгновенно засыпая.
* * *
Разъяренное рычание, сменившееся отборной бранью, заставило мальчишку подскочить на месте, ошарашенно хлопая заспанными глазами и судорожно сжимая в руках скомканное одеяло.
Ролло крутился вокруг почти потухшего костра и крыл Хеса такими словами, что у Исэйаса, имеющего неосторожность прислушаться к изрыгаемым оборотнем ругательствам, покраснели уши. Самого же объекта гнева нигде не было видно. Как и его рабикана, да и дорожного мешка вдобавок.
– Сбежал, паршивец! – наконец смог выдать что-то цензурное баггейн. – Ну попадись он мне, гаденыш!
– Как сбежал? – глупо переспросил Исэйас и растерянно оглядел место ночлега. – Почему он ушел?
– Потому что мозги отморозил, не иначе! – яростно рявкнул Ролло и опустил вытянутую морду к земле, принюхиваясь.
Последовавший за этим нехитрым действием вой мало напоминал звук, что может издать волкоподобное существо. Хриплый, с клокочущим в горле бешенством скулеж, переходящий в хрип – баггейн крутился на месте, чихая и раздирая лапами потерявший всякую чувствительность нос. Кажется, идея с выслеживанием беглеца по запаху безнадежно провалилась.
– Совесть его, судя по всему, заела, – буркнул баггейн, отвечая на отчаянный взгляд Исэйаса. – Этот… фейри… знал, что по собственной воле мы его одного не отпустим к карсуру в пасть, вот и сбежал втихаря, вымотав нас дневным переходом, – Ролло сморщил нос и обнажил клыки. – А тут какой-то дряни набрызгал – у меня теперь нюх на пару дней отшибло, не меньше.
Послушник поджал губы, молча скатал одеяло и прикрепил его к чересседельной сумке.
– Мы так и уйдем? – тихо спросил он, и оборотень замер, внимательно прислушиваясь к его словам. – Просто бросим его одного, дадим возможность сдохнуть, как собаке, по собственной глупости бросив вызов тому, кто значительно сильнее? И только потому, что он не желает нашей помощи?
– Он не желает нашей смерти, – поправил баггейн и досадливо клацнул зубами – упоминание о собаках его нервировало. – Темный, ну почему я в облике этой псины с совершенно бесполезным против его зелий набором качеств?
– Нам просто нужно сообразить, куда двигаться, – уверенно сообщил Исэйас и закопошился в сумке.
Ни Хес, ни тем более Ролло не помнили, что именно у мальчишки, сейчас с облегчением вознесшего хвалу собственной запасливости, в заплечном мешке хранилась старая карта этих земель, начертанная еще тогда, когда здесь безраздельно властвовали люди, а потом дополненная отчаянными путешественниками, сумевшими не только проникнуть на враждебные территории, но и вернуться обратно. Желтый, истертый и хрупкий от времени пергамент послушник перед уходом из Гильдии немного подержал в растворе, рецепт которого придумал сам, еще когда был учеником магистра Гаюса – методом проб и ошибок, в также десятков безвозвратно потерянных или безнадежно испорченных архивных документов. Зато результат превзошел все его ожидания – хрупкая бумага стала плотной и эластичной, словно искусно выделанная тонкая кожа, а чернила, сколь древними ни были бы записи, могли не бояться даже морской воды.
И теперь мальчишка торопливо стянул со скатанной трубочкой карты ленту, которой заботливо обвязал пергамент, и расстелил ее на траве. Ролло одобрительно глянул на Исэйаса и любопытно сунул нос ему через плечо.