— Учти, ничего такого я не говорил, — холодно отозвался Рутгер. — Просто хочу донести до тебя, что на жизнь смотреть под одним углом не стоит. Есть обратная сторона чаяний сестры Кайи в отношении тебя. И если Свет и Тьма смилуются, ты всё равно узнаешь. Кроме того, на твоём месте я бы не стал идеализировать ментора. Она — такой же человек, как и все. Со своими изъянами. Бзиками. Больными желаниями.
Казалось, он знает больше о Альдреде и сестре Кайе, чем говорит.
— Хватит об этом, — потребовал новобранец.
— Сейчас у тебя другая жизнь. Одинокая. У сестры Кайи теперь тоже совсем иные заботы. Подумай о том, чтобы ты чувствовал себя в новой шкуре, как рыба в воде, — напоследок наставил его Зальц.
— Ты всё сказал, я надеюсь? — угрюмо спросил его Альдред.
— В общем-то, да, — отстал от него Рутгер. Через боль он постарался укутаться в одеяло, готовясь ко сну.
— Я сообщу тебе, если мне вдруг понадобится совет или компания морального калеки вроде тебя, — съязвил Флэй. — А до тех пор не подходи ко мне на пушечный выстрел. Мы не друзья. Понятно?
На слова Альдреда Рутгер ответил вымученным смехом.
— Больно надо, молодой. Важно, чтоб мы просто сработались. А теперь… спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — твёрдо желал новобранец. Добрых слов в ответ ему ни для кого никогда не было жалко.
Вскоре Зальц захрапел. У Альдреда же сна не было ни в одном глазу ещё долго. Его разум переваривал разговор с Рутгером. Он не мог поверить в то, что в первую очередь сестра Кайя видела в воспитаннике сына. Она взращивала его, как инквизитора, — и это правда. Все слова застрельщика разбивались об неудобный факт: они были любовниками.
Допустить крамольную мысль, что одно другому не мешает, а Зальц всё-таки выразил верные измышления, Альдред оказался не в состоянии. Ведь тогда наставница — редкостная грешница, с чрезмерно больной головой, совершенно себе на уме. Не такая женщина служила Флэю ангелом-хранителем.
Кое-что дельное Зальц всё-таки сказал: новобранцу не следует строить кумира из сестры Кайи. Поэтому Альдред решил просто сохранить её благочестивый образ в сердце, о котором бы он думал в трудную минуту. А между тем Флэй должен был поразмыслить о том, как освоиться в новом для себя, персекуторском амплуа.
Перебрав целый ворох не самых приятных мыслей, Альдред провалился в сон. И как на зло, в очередной раз его поглотил кошмар того дня, когда они с ментором встретились впервые. Всё вокруг для него ощущалось, как реальность. Те же мысли, те же страхи, та же боль, что и давным-давно.
Церковь не может сказать наверняка, почему гармонистам снится прошлое. Ибо пути противоположностей неисповедимы. Это не значит, что клир не пытался разгадать негласные законы Равновесия. Один понтифик некогда высказал следующее мнение…
Грешники видят свои преступления в кошмарах, ибо должны помнить, за что рискуют раствориться в Серости. Рано или поздно это сподвигнет их искупить свою вину за насильственный передел хода вещей, усиление Хаоса в извечной борьбе с Порядком.
Праведники переживают лучшие моменты жизни, чтобы набраться сил и никогда не забывать: рождение в Равновесном Мире — ценнейший дар, который можно получить, а всё лучшее — ещё только впереди. Так что смысл впадать в грех уныния невелик.
Ежели человек заново обнаруживает себя в эпизодах, пропитанных его чувством вины, Свет и Тьма склоняют его отказаться от столь тяжкого и по сути своей бесполезного груза. Иначе такую порочную цепь не разорвать. Ведь прошлое не изменить.
Раз за разом несчастному будет сниться одно и то же. До тех пор, пока он не очнется от угрызений совести. Может, и так. Но Альдред не был настолько силён, чтоб признать простую истину: ничего он тогда не мог поделать, ибо судьба не дала ему ни единого шанса что-либо поправить.
Он страдал, поскольку был слаб. И никто не мог придать ему сил в этом мире, чтоб оставить боль позади. Даже сестре Кайе это оказалось не по зубам.
Этой ночью кошмар Альдреду было не суждено досмотреть до логического финала. В лицо брызнула кровь. Ноздрей коснулась мускусная вонь порождения зла. Чужой пронзительный крик вырвал его из пучин сновидений. Он резко поднялся с постели в холодном поту. Тяжело дышал. Боль после поединка тут же облепила его.
Переведя дух, Флэй вспомнил, кто он, где находится, и что те события давно прошли. Утешив себя, Альдред снова лёг. За окном уже светало. Забвение помогло бы ему излечиться быстрее. Но возвращаться назад не хотел. Не сегодня. Поэтому до подъёма, измученный голодом и жаждой, провалялся до самого отбоя.
Утром его навестил светский врач, приглашённый из местной Коллегии.
Достав из саквояжа медицинские карты Флэя и Зальца, он сначала принялся опрашивать Альдреда:
— На что жалуетесь?
— В общем-то, ни на что. Уже чувствую себя, как огурчик, доктор. — Новобранец улыбался, пытаясь выглядеть убедительно. — Готов обратно встать в строй!
— Так и запишем, — задумчиво пробубнил врач, оформляя заключение. Повезло: он не сильно пёкся о мучениях пациента. — Я велю санитарам вам помочь. Можете собираться потихоньку.