— Мы еду-то заказать могли, — весело прогундосил он.
Где ж он раньше был? Но настроившаяся и почти поверившая в себя Настя решительно мотнула головой.
— Я уже курицу поставила. Сделаю бульон с лапшой. И капусту потушу. Лишь бы никто не отравился, а на славу Тамарочки я и не претендую.
— Окей, шеф, как скажешь. Кстати, я капусту умею шинковать. Ну что ты сразу ржешь? Правда! Специально тренировался — уж не помню, для какого прикола. В общем, нож надо большой и острый. Фишка в том, чтобы кончик ножа от доски почти не отрывать… Погоди, сейчас сам вспомню.
Он ухватил вилок, разрубил пополам, приспособился и начал резать. Да так ловко и быстро, что Настя восхищенно замерла. Она по телевизору такие фокусы раньше видела, а тут нате, живой человек.
— Ого! Здорово! А капуста так и должна разлетаться по всей кухне?
— Конечно! Это создает атмосферу праздника.
— Дай-ка я попробую!
Артём объяснил суть приема, показал медленно. Настя нагло отпихнула его от разделочной доски.
— Только не спеши. Надо сначала наловчиться, а потом уже быстро получится. Я тогда недели две тренировался… не вспомню сейчас, на кой черт мне это было нужно.
Настя даже язык высунула, увлекшись новым способом нарезки. Ну не может же какой-то незамужний Артём управляться с овощами лучше, чем замужняя она!
— Насть, ты куда ее столько-то? Ника тушеную капусту вообще не ест! А у остальных аппетит…
— Съест! — в азарте голосила Настя. — Все будут есть капусту! Всю следующую неделю! И огурцы! Огурцы-то еще легче резать, да? Ай.
Она по-детски скуксилась и выставила ему под нос порезанный указательный палец. Артём равнодушно смотрел на него секунды две.
— Молодец, Настя. Всех уделала. Тамарочка вот нам еще ни разу капусту с кровью не готовила, — Настя дважды хныкнула. Артём вздохнул. — Ладно. Я за пластырем. А ты… постарайся не убиться за это время.
Он вернулся через две минуты. Настя так и стояла с вытянутым вперед пальцем, только нож за это время и отложила.
— Живая? Снова молодец! — Артём подошел, посмотрел на ее кислый вид с молчаливым укором, ухватил за запястье и подтащил к раковине, потому что Настя так и продолжала стоять, не шевелясь. Сунул руку на секунду под холодную воду, потом ткнул дважды ею в полотенце. Прокомментировал: — Санобработка закончена. Теперь переходим к операции.
Порез был неглубоким, но все равно неприятным. Настя же с интересом наблюдала за действиями Артёма. Он наклонился и обмотал пластырем палец — неровно, но ранку закрыл. В его движениях сквозила легкая нервозность, хотя причин тому Настя придумать не могла — ну не разозлился же он, в самом деле, что она палец случайно порезала? Нет, дело было не в этом, он выглядел нездоровым. Поэтому, когда выпрямился, Настя прижала другую ладонь к его лбу — проверить, не горячий ли. И тут Артём дернулся назад и спонтанно отмахнулся, немного больно ударив ее по руке.
Эта реакция была настолько ненормальной, что Настя дар речи потеряла. Артём собрался первым:
— Я термометром измерю. А то ваша народная медицина так себе медицина.
И просто ушел, оставив ее в полном непонимании. Она и через полчаса, проведенных за готовкой, не могла точно сформулировать, что произошло. Артём посчитал этот жест слишком интимным? Неуместным? Возможно. Скорее всего. Тогда почему же утром, когда они ездили в аптеку с Юрием Владимировичем, тот пожаловался ей на кашель и попросил проверить, не горячий ли лоб? Что Настя без задней мысли и сделала. Не на интим же рассчитывал дедушка трех внуков, обращаясь к ней с такой похабщиной? Почему прикоснуться пальцами ко лбу Юрия Владимировича уместно; Наташки, Ивана Ивановича, Тамарочки в таком же случае можно — никто и не подумает ничего плохого — но к Артёму ни-ни? И не стал ли он раздраженным как раз после того, как был вынужден взять за руку ее, чтобы пластырь присобачить? Тоже интимный жест, на который она его вынудила?
Какая чушь! Он перегибает с установкой границ. Или это она перешла границу? Может, мама права — то, что нормально с одними, с Артёмом обязательно несет подтекст? Только потому что они ровесники и друзья? Нет, все-таки чушь. Но на душе опять заскребло. Стоит пойти к нему и поговорить. Ведь в прошлый раз это сразу помогло! Но что Настя скажет? «Извини, что я тебя грязно домогалась?» Или лучше так: «Прости, что такой невинный жест выглядит неуместным только потому, что ты раньше сам пьяным лез ко мне целоваться! Вот Юрий Владимирович не лез, и ему нормально». И так и эдак звучало не очень, поэтому Настя и не решилась на разговор.
Как выяснилось позже, зря. Провисшие вопросы костенеют в этом состоянии. Потом такие темы открывать уже глупо, поэтому они и замирают в тех точках, на которых остановились. И теперь Насте пришлось признать одно последствие — они не имеют права друг к другу прикасаться, если речь не идет об угрозе жизни или чем-то подобном. Не то чтобы она мечтала его беспрерывно жамкать, но сам факт, что это запрещено, странным образом угнетал. А как же новогодний хоровод, в конце-то концов?