Пока Джакар осуществлял свои коммерческие планы, Мосех со свитой уже порядком удалился от порта. С людьми и багажом он погрузился на большие речные барки, отборные гребцы налегли на вёсла – и лёгкие плоскодонные суда заскользили по глади вод против течения.
– Благодарение Свирепому и Быстрой, теперь мы в надёжном краю, а не на зыбких волнах океана. – Расположившись под полосчатым бело-синим навесом, на коврах и подушках, разложенных по кипарисовой палубе позади двуногой мачты, Мосех хозяйским взглядом озирал проплывающие мимо берега. – Ларион, нравится ли тебе моя страна?
– Красиво, – в тоске повёл глазами сын Карамо. Из уважения к Мосеху и по причине здешней жары он сменил привычное платье на складчатую белоснежную юбку (почти такую же, только с прихотливой вышивкой разноцветным вейским шёлком по подолу, носил его вельможный старший друг) и пояс, украшенный драгоценными каменьями и эмалью.
Глядя с барки, он видел, что земля – действительно чёрная, жирная, с зеленоватым илистым отливом. Повсюду вдоль реки на заливных полях копошились фигурки пахарей – плуги, запряжённые могучими гиппопотамами, взрезали грунт, щедро удобренный разливом.
Перевалив через экватор, Ларион оказался в мире перевёрнутых сезонов – в южном полушарии была пора урожая, а здесь только-только началась весна, тёплая и дождливая пора.
– Будем проплывать стольный град – узришь красоту вдесятеро большую! Но останавливаться там некогда – надо спешить к стопам Царя-Бога… Тебя, свет моих очей, – Мосех приласкал Лули, возлежавшую слева от него, – я оставлю в храмовой крепости, где ты будешь ждать моего возвращения.
Она прижалась щекой к его ладони.
Путь через океан был утомительным. Выйти из каюты, подышать морской свежестью и размять ноги ей дозволялось лишь ночью, одетой в рубаху до пят, на привязи, под конвоем сильных слуг – Мосех опасался, что она кинется в море. Даже сейчас её удерживали цепь и браслет на щиколотке.
Но с каждой сотней миль мысль покончить с собой увядала и слабла. Жрец обходился с ней нежно и бережно, он пробудил её чувственность, научил быть женщиной – и его наука оказалась сладкой, она утешала уже без глазурных пилюль. Имя и платье Даяны остались далеко за горизонтом, с нею остались лишь разум, тело, цепь на ноге и серебряное кольцо с рубином в носу. Невольно возникла привычка трогать кольцо верхней губой, от чего её рот становился похожим на едва раскрывшийся цветок и как бы выражал готовность к поцелую, что весьма нравилось Мосеху.
Выходя из каюты на палубу барки, она жалась и стремилась укрыться от глаз гребцов, однако Мосех велел ей: «
«Есть ли у него другие женщины?.. Вдруг они станут меня притеснять?»
Умащённая благоуханными маслами, одетая в густо завитой чёрный парик из чужих волос, она принимала его ласки и старалась думать о себе как о единственной наложнице.
– Твой брат, – тихо спросила Лули, – тоже останется в крепости?..
Мосех беспечно рассмеялся:
– Боишься его?
– Нет, но…
– Говори правдиво.
– Он бойкий малый, – ответил за неё Ларион, прихватив с серебряного блюда вяленую смокву. – Вроде, нос воротит, но – принюхивается, приглядывается, урчит и лапы потирает… словно муха над вареньем.
– Ты – малый ещё более бойкий, и не тебе обсуждать дела моего брата, – ответил Мосех сердито. – Пока я приручал Лули, ты
Жемчужина беззвучно хихикнула, прикрыв рот ладошкой, и подмигнула Лариону, пока жрец не видит. Вот уж кому спасибо!.. за привычное общество, которого она вот-вот лишится насовсем, и за то, что отвлекал на себя звероподобного братца Мосеха.
И как отвлекал!.. негодование жреца было слышно даже через стену каюты: «
Обошлось – за борт Лариона не швырнули. Диковинная дружба, связавшая их с чудищем во время полёта над морем, продолжалась. Навещая Лули, молодой имперец с усмешкой рассказывал: «
«