Эфир зашевелился в точке попадания луча, вспыхнуло заспанное, изумлённое лицо внебрачного сынка Карамо. Казалось, он прокутил всю ночь, и теперь спросонья не мог связно думать. Даже спал голый, как язычник! С кем поведёшься…
–
–
Лара запнулась, не соображая, что сказать. Летела, спешила, и вдруг осеклась.
«Что мне его жалко – ему знать не надо! Просто бабья жалость… ну, чтобы он не чувствовал, что одинокий, брошенный… Опять же – имя парное! и таки свой, громовник».
–
–
–
–
–
Юнкер помолчал, глядя через эфир, как сверкают глаза Ласточки, потом спросил тихо:
–
–
–
–
Тонкие губы Юнкера растянулись в счастливой улыбке, его глаза потеплели.
–
–
«Ты не святой Ларион, чтоб тебе ласковое целование послать! И незачем тебя жалеть – макоман чёртов, пособник язычников…»
–
–
–
–
–
–
Внезапно Юнкер изменился – его взгляд заметался, лицо исказилось.
–
–
В дверь постучали – явно не рука Эри.
– Молодая госпожа, можна-а? – прозвучал женский голосок с местным акцентом.
– Да, войди!
Служанка трижды поклонилась на пороге:
– Вас зовёт кавалер из вельможного коттеджа.
«От сына – к папе… Начался денёк! – Ларита невольно осенилась. Вся вчерашняя тяжкая встреча у церкви ожила перед глазами, тёмные чувства поднялись со дна души. – Святые Лары, упасите-сберегите!.. Господи, за что нам, вещунам, такая судьбина?..»
«Нас подслушивают из посольства», – хотела сказать Лара кавалеру, едва они разменялись приветствиями, но решила – выдавать свою связь с Юнкером нельзя. Карамо вновь начнёт пилить и предостерегать.
Но, похоже, кавалеру было не до нравоучений. Он словно с вечера не вставал от большого письменного стола, и спать не ложился – сидит без галстука, склонившись над бумагами, перед открытой чернильницей; волосы чуть встрёпаны, ворот расстёгнут, манжеты кое-как подвёрнуты, в руке перо – ни дать ни взять поэт в запое вдохновения. Так увлёкся, даже в церковь не ходил! Бамбуковые занавеси на окнах опущены, ставни закрыты – хотя на дворе солнечно! – и лампы горят усталым светом… Ароматические свечки в курильницах давно истлели, один пепел остался и слабый пряный запах в неподвижном воздухе.
– Ан Ларита, прошу извинить – я должен посвятить ещё немного времени моим записям. Подождите здесь, пока я закончу; это ненадолго.
– А я не завтракала, – буркнула Лара. – Была на голодной службе, завтрак пропустила… Потом вы позвали.
– Угощайтесь – вот мой завтрак, в судках. Не притрагивался. Боюсь, остыло…
«Во, человек ушёл в науку! День с ночью перепутал, про еду забыл!..»
– У меня аппетит, и холодное съем.