Темный ангел

– Кроме того, – задумчиво продолжала она, – я сегодня узнала о себе кое-что интересное и поэтому готова простить Хеннеси. Не хотите выведать, в чем причина моего великодушия, Монтегю? Я знаю, что такое ревность, вот в чем дело! Она заползла даже в меня – надо же такому случиться! А я и не предполагала, что это со мной возможно.

Она выжидала. Но Штерн не спешил раскрываться. У Констанцы на лбу мелькнула раздраженная складка. Он только поцеловал ей руку при встрече сегодня, ограничившись этим формальным приветствием. Он ни разу не прикоснулся к ней, заставляя ее ждать. Такой сдержанный человек!

Констанца повертела в пальцах нефритовую фигурку.

– Послушайте, Монтегю, – снова начала она. – Хочу задать вам ревнивый вопрос. Я единственная женщина, навещающая вас здесь, или это у вас постоянное место свиданий?

– Верен ли я Мод? Это ты хочешь спросить? – Штерн скрестил руки на груди.

– Я знаю, что в отношении Мод вашу верность нельзя назвать образцовой, – парировала Констанца, взглянув на него исподлобья. – Это я уже поняла за последние несколько месяцев. Хочу только выяснить, эта систематичность касается и меня? Если да, то я могу возражать, знаете ли.

Штерн нетерпеливо вздохнул.

– Констанца, я, как ты выразилась, сохраняю верность Мод вот уже пять или шесть лет, разве что за исключением нескольких незначительных похождений. Я не дамский угодник и презираю тех, кто волочится за женщинами. У меня не было обыкновения изменять Мод, и сейчас я не одобряю собственной измены.

– Но все же изменяете?

– Да.

– А я – тоже ваше незначительное похождение? – Констанца бросила на Штерна свой самый трогательный и беззащитный взгляд.

– Вы, моя дорогая, скорее большое приключение, как вам должно быть известно…

– Так вы, значит, не просто играете со мной? – Констанца вздохнула. – Что-то не верится. Иногда я даже уверена в обратном. Вот я хожу к вам со всей осторожностью, придумываю себе оправдания, чтобы никто ничего не заподозрил. Когда я бегу по улице, мое сердце так учащенно бьется. А для вас это, может быть, игра. Я невольно вынуждена так думать. Иногда вы мне кажетесь котом, Монтегю, котом с очень острыми когтями, – а я маленькая мышка. Игрушка для вас. Забава. Вы сначала играете со мной, а затем набрасываетесь.

– Твоему описанию недостает убедительности, – Штерн улыбнулся, но улыбка получилась натянутой, – я совершенно иначе воспринимаю тебя, и это тебе хорошо известно.

– Да, вы так говорите, а что на самом деле? Откуда мне знать? Смотрю и не вижу в ваших глазах ничего, ни малейших признаков какого-либо чувства. Вы стоите, сложив вот так руки, смотрите на меня и ждете. А я понятия не имею, о чем вы в это время думаете.

– Неужели у меня настолько непроницаемый вид? – сухо ответил Штерн. – Ты меня удивляешь, Констанца. По-моему, я дал тебе достаточно доказательств того, что…

– Вожделение – вот чего ни одному мужчине не удавалось скрыть, даже такому, как вы. Это видно по вашим объятиям. Мне приходится провоцировать вас, но этого недостаточно.

– Наоборот. Этого не стоит недооценивать. Многие красавицы оставляют меня совершенно равнодушным.

– Понятно, – покачала головой Констанца, – в таком случае…

– Выходит… но только не отворачивайся, Констанца, выходит, что ты провоцируешь меня, говоря твоими словами. Разными способами. И не обязательно только физически.

– Это правда? – Констанца, которая уже было направилась к выходу, остановилась и обернулась к нему.

– Ну, конечно же, моя дорогая Констанца. Я высоко ценю твой ум, твою силу воли. Меня приводит в восторг, как ты можешь ловко подступиться к любому человеку. В особенности меня восторгает твой флирт. Я нахожу его очаровательным и очень хитроумным.

– Ненавижу вас, Монтегю.

– Я совершенно случайно обнаружил также, что ты любишь затягивать беседы, а это уже становится скучным. Может быть, перестанешь? Иди ко мне.

Констанца колебалась. Она чувствовала напряжение, застывшее в этой комнате. Всегда, когда они встречались, появлялось это напряжение, вызванное и взаимным влечением, и в то же время их борьбой: кто кого? Это напряжение притягивало ее к Штерну с силой, которая временами казалась ей пугающей. Она, правда, не намерена была скрывать от Штерна своего влечения, пусть так. Она будет, как он сам сказал, провоцировать, а затем ускользать. Сопротивление! Констанца обожала эти мгновения, когда каждый ждал, что другой сделает первый шаг. В такие мгновения она дрожала от ожидания, словно уже ощущала своей кожей прикосновение холодных, опытных рук Штерна.

Но, кроме ожидания, не помешала бы и осторожность. Констанца чувствовала бы себя просто счастливой, если бы могла с полной уверенностью разбирать, что у Штерна на уме. Вот и сейчас в глазах у Штерна мелькнуло что-то такое, что заставило ее насторожиться. Как будто он знал нечто или догадывался о чем-то, что давало ему преимущество в их единоборстве.