Темный ангел надежды

Что-то изменилось. Макс не мог толком разобраться, что именно, но считал, что ночь, проведенная с Джетом, прочистила ему мозги. Довольно неожиданно, учитывая, что в результате он оставил мотоцикл возле его дома, рано утром уехал домой на такси и потом проснулся с невероятной головной болью.

На следующий день Элли была до крайности предупредительна и почти не попадалась ему на глаза. Она отправилась в магазин и купила коляску, а потом ушла с Мышонком на прогулку. Он их почти не замечал, и прошло несколько дней, прежде чем он понял, что по-прежнему не обращает на них внимания.

Нет, это было не совсем так. Он знал, что у них все в порядке, и это не создавало никакого напряжения. Вот, точно. После того как он пережил прилив страха, что закончит свою жизнь в кресле-качалке на веранде, упустив все возможности, в его жизни вдруг появились неожиданная ясность и спокойствие.

К этому выводу Макс пришел, приглядывая за Мышонком однажды поздним вечером, пока Элли принимала душ. Мышонок не спала, и он взял ее на руки, но она не была голодна и не плакала, так что он просто сидел на диване, положив ее себе на колени. Она сжимала его большие пальцы своими крошечными кулачками и смотрела на него с потешно серьезным выражением.

— Как дела? — спросил Макс. — У меня был хороший день. А у тебя?

Это действительно был хороший день. Да и вообще вся неделя выдалась неплохой, много интересных случаев. Как выяснил Макс, лучший способ выговориться — это, приходя домой, встречать кого-то, кому искренне интересно, чем он весь день занимался. Когда они с Риком и Джетом жили вместе, каждый из них был не очень-то склонен пересказывать произошедшее на работе, но Элли наслаждалась его рассказами. Она задавала вопросы, которые наполняли его ощущением гордости за хорошо сделанную работу. Порой даже заставляли задуматься, как в следующий раз сделать еще лучше. А иногда — что ему больше всего нравилось — ему удавалось ее рассмешить. Как сегодня.

— Так вот, прибегает этот парень — так, словно за ним гонятся все силы ада. Бледный как полотно. Одна рука обмотана окровавленным полотенцем, а в другой — пачка замороженных овощей. И говорит, что нечаянно отрубил себе палец и что он здесь, в упаковке с горохом. И валится в обморок прямо на пол.

— Не может быть! Что же ты сделал?

— Приготовил первое травматологическое. Позвонил в нейрохирургию, и оказалось, что Рик там по каким-то своим делам, и его очень интересует перспектива пришивать палец, и потом…

— Что?

— Мы разматываем полотенце и видим, что он отрезал только маленький кусочек сверху и там просто небольшая ранка. Обошлись куском пластыря.

Элли мягко, мелодично рассмеялась, и Макс почувствовал удовлетворение, что смог развлечь ее. Это заставляло его чувствовать себя… важным. Так или иначе, это было приятное чувство.

— Я скучаю, — призналась Элли. — Возможно, это потому, что я вряд ли смогу себе позволить долго сидеть дома с ребенком. Я бы хотела вернуться к работе, и знаешь что?..

— Что?

— Я думаю, в следующий раз я поступлю в травматологическое, а не в хирургию. Например, ты каждый день имеешь дело со смертью. Исход может быть каким угодно, это непредсказуемо. Это вызов, который хочется принять. Я понимаю, почему тебе там так нравится.

А Макс начал понимать, почему Элли хотела бы подольше сидеть с ребенком. Он наблюдал, как меняется личико малышки у него на коленях. Нахмуренные бровки, придававшие ей сердитое выражение, и сморщенный носик — как будто она вдруг почуяла какой-то неприятный запах. Маленький ротик был приоткрыт, и кончик языка то высовывался, то снова скрывался. Макс вдруг заметил, что сам делает то же самое, копируя движения малышки. Ее глаза расширились, и Макс в ответ сделал большие глаза. А потом вдруг осознал, что держит Мышонка за ручки и строит самые дурацкие рожи, на какие только способен.

Ей это, похоже, очень нравилось. Он мог бы поклясться, что она пытается за ним повторять. Это завораживало. Наполняло теплом, так же как и смех Элли. Он издавал различные звуки, поначалу этого не замечая. Щелкал языком и — о господи! — сюсюкал. А потом вдруг произошло это.

Уголки маленького рта растянулись и приподнялись. И Мышонок улыбнулась.

Вернувшись из душа, Элли сначала ему не поверила. Она сидела на краю дивана, расчесывая волосы, и даже прервалась на секунду, чтобы покачать головой:

— Она еще слишком маленькая, чтобы улыбаться. Дети учатся улыбаться примерно в шесть недель.

— Но она улыбнулась! Мне. Правда? — Макс приподнял ручки ребенка и защелкал языком, пытаясь снова вызвать улыбку.

— Может, она гримасничала.

— Нет. Она улыбнулась! Смотри… смотри, она опять улыбается!

— Боже мой, — выдохнула Элли, — она правда улыбается!

Они оба смотрели на Мышонка. А потом одновременно подняли голову, встретились взглядами и улыбнулись друг другу.

Макс первым отвел глаза. Ему требовалось что-нибудь сделать. Он отдал Элли ребенка и встал. Бесцельно пошел по комнате и остановился у книжной полки, где его взгляд упал на фотографию «плохой четверки». Четверки. Он медленно повернулся и тихо спросил:

— Как насчет Мэтти?