– Давайте вернемся к убийствам, – предложил биограф.
– Скажите мне кое-что. – Мэй повернулся к магнату, наблюдая за тем, как широкие ладони Ренальды рассеянно массируют стальные штыри в коленях. – Где мы допустили промах?
Магнат глотнул виски. Алкоголь притуплял боль в стянутых скобами ногах.
– Когда искали иностранца, – наконец ответил он. – Полагаю, в военное время это вполне естественно. Вы не придали этому значения, не так ли? Английское бездушие. Вот чем несет от ваших преступлений. Преступник – англичанин. Вы бессердечная нация. Ничем не лучше зверей, только коварнее, эгоистичнее. Этому убийце плевать на окружающих, его волнует только его собственная персона. Вы не в состоянии его найти, потому что вы тоже англичане.
– Мне кажется, вас заботит лишь ваша фирма и лояльность к ней Сити.
– В эти дни лояльность – явление преходящее. Хороший бизнесмен ничего не воспринимает лично. Погибли люди, и это прискорбно. Война вообще несчастье.
– Спасибо за совет, – произнес Мэй, застегивая пальто. – Сегодня вечером увидимся в театре, и я положу конец насилию. Закрыть отдел можно, но он не прекратит своей деятельности, пока не восторжествует правосудие.
В душе ему хотелось быть столь же уверенным в этом, сколь уверенно звучали его слова.
Он покинул кабинет Ренальды и вышел в тускло освещенный коридор, где его внимание привлекло украшенное позолотой настенное зеркало. Стекло треснуло, и на нем алой гримерной помадой было что-то накарябано. Буквы были размером в шесть дюймов: «УБИРАЙТЕСЬ ИЗ НАШЕГО ТЕАТРА».
«Я-то уйду, – мрачно подумал Мэй, – но только вместе с тобой».
– У меня плохое предчувствие насчет сегодняшнего вечера. Он должен быть где-то здесь, – нетерпеливо произнес Мэй. – Без него здесь чего-то недостает.
– Мне понятны твои чувства, Джон, но ты должен предоставить ему свободное пространство. – Фортрайт отодвинула пыльный коричневый занавес и осмотрела край сцены. – Опять они начинают с опозданием. Занавес должен был подняться пять минут назад.
– Мы запаздываем, поскольку нарушено движение поездов, – ответил Гарри, прислушиваясь к шуму за кулисами, подтверждающему, что все идет по графику. – Вряд ли обеспечивается сообщение с Востока. Колокольня упала на рельсы за Фенчерч-стрит. Считают, что следующим будет Уинчестер, а затем Саутгемптон. Ужас в том, что все это доходит до Гитлера.
– Вы о чем?
– Об отчетах с цифрами ущерба, нанесенного воздушными налетами. Франко получает их шифровкой от испанского посла в Уайтхолле. Так считает лорд Хау-Хау.[24]
– Ну, если вы верите ему, дела действительно плохи, – с негодованием отозвалась Фортрайт.
– Сегодня вечером все в зрительном зале кашляют и чихают. Мама говорит, это оттого, что все по ночам торчат на улице, наблюдая за самолетами. Ладно, а вот и сигнал.
Как только в зрительном зале раздались аплодисменты, Гарри кинулся в узкий коридор, ведущий к левой кулисе. Дирижер занял свое место за пультом.
– Где Бидл? – Мэй оглянулся на площадку. – По-моему, я велел ему находиться за кулисами. У меня такое подозрение, что ему страшно нравится его новая роль.
Мэй расставил констеблей по всему театру, но из-за перепродажи билетов по спекулятивным ценам на черном рынке они вынуждены были маячить в задней части партера.
– Он хотел написать отчет, поэтому я разрешила ему сесть в кабинете дирекции. Он сказал, что ждет новостей.
Мэй принюхался и подозрительно взглянул на сержанта:
– Ты что, надушилась?
– Ну да, – смутилась Фортрайт. – Подумала, это как-никак театр.
– Значит, тебя не волнует, что Давенпорт нас прикроет?
– Я верю в вас, мистер Мэй. – Она сжала рукой его плечо. – Вы нам поможете.
– Очень хотелось бы надеятся.
– О, верой проникаешься, когда находишься рядом с Артуром. К вам это тоже придет, не беспокойтесь.
Оркестр заиграл увертюру Оффенбаха, и Мэй был вынужден повысить голос.
– Не знаю, с чего начать, – признался он. – Убийца действует на площади размером с футбольное поле, и мы не в состоянии ни черта обнаружить.
– Скорее, размером с восемь футбольных полей, если учесть этажи, – уточнила Фортрайт. – Если кому-то вздумалось спрятаться, есть ли шанс его обнаружить?
– За кулисами всех переписали. Это будет кто-то из зрительного зала. – Зазвучало мощное оркестровое крещендо. – Или тот, о ком мы не подумали, – задумчиво заметил Мэй.
– Не поняла! – воскликнула Фортрайт.
– Да ладно, забудь.
Он осознал, что следует образу мышления Артура Брайанта. Он было засомневался, не может ли это быть кто-то из списка умерших. Но вроде всех учли. Никого не упустили.
И вдруг его осенило.
– Чтоб мне провалиться!
– Что такое?
– Мы кое-что пропустили. Пойдем-ка со мной.
По театру прокатилась волна аплодисментов, когда дирижер раскланивался перед публикой. Мэй толкнул Фортрайт назад, к правому запасному выходу.
– Мне кое-что пришло в голову. Допустим, она не умерла.
– Кто? – спросила сержант, стараясь поспеть за ним. – О ком вы говорите?