Я хотел снова услышать этот звук, увидеть ее губы, обхватившие мой член. Я не мог позволить себе заставить ее возненавидеть меня, а она возненавидит меня за то, что я собирался сделать. Некоторые вещи в жизни невозможно не заметить.
— Тебе пора идти, принцесса. — Ни за что на свете я не использовал прозвище, которое дал ей. Прозвища были интимными и личными, яркий, блядь, неоновый знак, указывающий прямо на слабость. Я не хотел, чтобы кто-то знал, что она забралась ко мне под кожу и вырыла яму прямо в мою душу. По крайней мере, пока это не закончится.
— Что бы это ни было, ты не должен этого делать, — ее голос дрожал.
Какого черта она защищала его?
Эннистон только попробовала мою жестокость. В тени таилось гораздо больше, за злобной ухмылкой и холодными глазами скрывался монстр. Я мог бы показать ей, кто я на самом деле. Но она уже достаточно страдала от эгоизма своего отца, и я не хотел причинять ей боль. Не таким способом. Больше не хочу.
— Лиам, забирай свою сестру и убирайся.
Ему тоже не нужно было здесь находиться. Лиам проигнорировал меня, его отрешенный взгляд был устремлен на Каспиана. Его грудь вздымалась с каждым вдохом.
— Я думал, ты умер.
— Долгая история. Мы наверстаем упущенное позже, — ответил Каспиан. Суровое выражение лица, с которым он вошел в комнату, смягчилось, когда он посмотрел на Эннистон.
— Она действительно не должна быть здесь для этого.
Лиам тяжело сглотнул, обращаясь только к Каспиану, как будто он не доверял остальным. Я не винил его. Никто из нас не был образцовым гражданином, а Линкольн выглядел чертовски сомнительным. Это была его фишка.
— Я отведу ее в комнату, но потом вернусь. — Лиам схватил Эннистон за руку. Она выдернула ее обратно. Я ухмыльнулся. Моя Маленькая Бунтарка. — Что бы это ни было, — он жестом показал между королем и нами, — Что бы он ни сделал, я хочу убедиться, что он за это ответит.
В его тоне была явная резкость, намекающая на более мрачную историю, чем та, которую он рассказывал. А я-то думал, что он целыми днями бегает за кисками. Он напомнил мне Лео. Неудивительно, что Каспиан назвал его другом. Взгляд Эннистон задержался на мне, боль и страх окрасили ее великолепное лицо. Боже, как мне хотелось взять это лицо в руки, прижать ее к стене и зацеловать до смерти.
Я хотел бы пообещать ей, что не причиню вреда ее отцу, но нарушение обещаний — это тот вид кармы, с которым я предпочитал не связываться.
Больше не протестуя, она схватила Лиама за руку и позволила ему вывести ее из комнаты. У меня защемило в груди от ее отсутствия, от догадки, что за дерьмо она сейчас думает обо мне, и от осознания того, что это правда. Я хотел последовать за ней, чтобы доказать ей, что я не тот мужчина, за которого она меня принимает. Но это была бы ложь. И эта история с ее отцом была больше, чем она, больше, чем я, больше, чем мы.
Блять.
Я посмотрел на Линкольна: — Все готово? — Я весь день переписывался с ним, Греем и Каспианом, готовясь к этому моменту.
Линкольн был единственным человеком, кроме меня, который знал, куда мы отвезли четырех девушек, которых спасли из Рощи. У одного из моих клиентов была хижина, расположенная глубоко в горах Голубого хребта в Теннесси. Я оформил его в собственность в обмен на долг. Кому нужна такая хрень, как 401k (прим. это пенсионный счет, на который работники могут перечислять часть своей зарплаты) и медицинская страховка, когда на работе есть такие преимущества, как у меня? Мы называли это убежищем. Мы с Линком по очереди ездили туда раз в неделю, чтобы убедиться, что там есть еда и все остальное, что может понадобиться четырем девчонкам, живущим в горах. Теперь, когда Лирика вернулась в жизнь Линка, он планировал брать ее с собой в поездки. Лирика сама прошла через токсичное дерьмо, так что, надеюсь, им будет с кем пообщаться. Их физические раны уже давно зажили, но душевное дерьмо оставалось. Я знал, каково это. Я жил в своем собственном аду каждый гребаный день.
Глаза Линкольна встретились с моими.
— Да. Лирика сейчас там.
— Хорошо. — Если все сложится так, как я надеялся, то очень скоро у нее будет большая компания. Каспиан и Грей подошли и встали прямо перед охранниками, не дрогнув. Неподвижно. Остальная часть комнаты молчала, пока я сузил взгляд на Линкольна и пробормотал: — Три… Два… Один.