Но было во всей этой истории что-то такое, что не давало Тохте покоя. Какой-то внутренний голос бормотал и бормотал тихонько, что не играли Дарин и Барклюня в кости, что Попуций вовсе не похож на выжившего из ума мага и вообще – не так все просто, как кажется, но Тохта упрямо делал вид, что голоса не слышит. Он даже начал напевать старую военную песнь кобольдов – было, было время, когда кобольды слыли свирепыми неукротимыми существами, обитавшими среди болот и трясин и забредать туда рисковали разве что те, кому совсем уж жить надоело. Были кобольды хозяевами подземелий, пещер и старых шахт и сами гномы торопились убраться подальше, если натыкались в туннелях на их следы. Да что гномы, даже люди боялись кобольдов – жестоких и беспощадных!
Многое с тех пор изменилось. Кобольды давным-давно живут в Лутаке и даже соседствуют с гномами (правда, ни те, ни другие не питают особой любви друг к другу), но в каждом, даже самом мирном кобольде-меняле дремлет боевой дух непокорных предков, тех, что держали когда-то в страхе обитателей лесов и болот.
И вспомнив об этом, Тохта выпрямился, горделиво поглядывая на прохожих.
Ничего, что к тому времени, когда он появился на свет, кровавые войны между кобольдами, гномами и людьми давным-давно отошли в прошлое, стали легендой. Отзвук этих битв время от времени давал о себе знать, будоражил, заставлял сердце биться сильнее и тогда Тохта выползал из норы, садился на краю болота и долго смотрел, как гаснет закатное солнце, как полыхает небо кровавыми отблесками, и глаза его горели багровым огнем.
Возле Морского Управления кобольд встряхнулся, оглянулся по сторонам на всякий случай и шмыгнул в дверь. В Управлении было так шумно и многолюдно, что на мгновение Тохте показалось, что он попал на Привратную площадь – самую большую и оживленную площадь Лутаки. Минуту кобольд постоял, озираясь, потом решительно направился к мраморной лестнице: знал точно, что кабинет господина Горама находится на втором этаже. А где глава Управления, там и приятель Дарина Барклюня непременно обнаружится.
Тохта взлетел по широкой лестнице и помчался по коридору, ловко лавируя среди толпы народа. Возле горгульи номер восемь он притормозил.
– Приветствую, желаю процветания, – выпалил кобольд. – Барклюню не видела?
– В Восточном крыле, – сообщила горгулья. – Слышал новость? Новый завхоз наш, карлик Куз, чтоб ему окаменеть, прошение в отдел казначейства направил. Всем статуям, горгульям и прочим изваяниям жалованье сократить предлагает! Дескать, ничего они, мы то есть, – пояснила она. – Не делают, стоят себе день-деньской, прохлаждаются! За что, мол, им – нам то есть – деньги платить?!
Она возмущенно покрутила головой.
– А вот сам бы поработал горгульей восемьсот лет, посмотрела бы я на него!
– Слышал, слышал, – отозвался Тохта. – Дарин про него рассказывал. Скупердяй этот Куз, не иначе гномы у него в родне были! И как ты теперь? Что делать будешь?
– Ну что, – отозвалась горгулья. – Успокаиваю себя приятными воспоминаниями. Каких-нибудь пятьсот лет назад горгульи наводили ужас на все живое, – она ностальгически вздохнула. – Соберешься, бывало, стаей, взлетишь…
– А вот мы, – подхватил кобольд. – В небо, конечно, не взлетали, но тоже… выроешь, бывало, яму-ловушку для непрошеных гостей, а на дно – колья острые… замаскируешь ее хорошенько…
– Неплохо, неплохо, – кивнула горгулья. Настроение у нее явно улучшилось.
Тохта с удовольствием бы поболтал со старой знакомой, но время поджимало. Он попрощался и снова помчался по коридору: проскочил галерею, скатился вниз по лестнице, завернул за угол и остановился только тогда, когда заметил впереди величественную фигуру господина Горама. Тогда Тохта забежал чуток вперед и, укрывшись за статуей изображавшей какое-то морское божество (во всем, что не имело отношения к деньгам, еде и истории кобольдов, познания Тохты были не особенно глубокими), замахал лапами, привлекая внимания Барклюни. Секретарь, заметивший кобольда, немного удивился, но подошел.
Разговор с ним оказался коротким и совершенно безрезультатным. Все, что удалось узнать Тохте – то, что Дарин покинул Управление рано утром. А до этого, как сообщил Барклюня, он безуспешно пытался отыскать в Управлении купца Меркателя, чтобы вернуть ему подарок – раба. Услыхав про Басиянду, кобольд раздраженно дернул хвостом, но тут же вспомнил, как прилипчивый и настырный раб постоянно бубнил про какие-то тридцать шесть правил. И, как продолжал вспоминать Тохта, слушая секретаря и одновременно пытаясь выловить в шерсти наглую блоху, одно из этих правил гласило: раб всегда должен быть в курсе дел своего хозяина. Тут Тохта встрепенулся, временно помиловал блоху, отложив ее поимку и казнь на более спокойное время, и ринулся на поиски купца Меркателя, верней, раба Басиянды.
…Через час кобольд сидел в коридоре, возле большой картины «Бутфарп четвертый и блюдо с фруктами» и, угрюмо глядя на давным-давно почившего монарха, размышлял. Новости были неутешительные: он прочесал все Управлении, отыскал Меркателя, но Басиянды при нем не обнаружилось.