Богато украшенная гробница Гулда представляла собой нечто большее, чем просто попытку позолоченного века обрести бессмертие, подобное фараону. Она также представляла собой последнее воплощение и логический конец роскошного гарнизонного образа жизни, к которому Гулд привык за долгие годы. Газета «Таймс», освещая его погребение, не преминула отметить присутствие на окраине кладбища нескольких «немытых, длинноволосых» мужчин в красных шейных платках[23]
. Эти недовольные (анархисты) бормотали, ругались и, казалось, обещали насилие. Но, как и прежде, они держались в стороне, настороженно поглядывая на грузных детективов Пинкертона, которые прибыли вместе с Гулдом и остались на страже после отъезда семьи. Пинкертоны — присутствовавшие у отмеченной маркой могилы в Вудлауне в течение следующего десятилетия — и опечатывание гроба были мерами предосторожности не только против злопыхателей, но и против грабителей могил, подобных тем, что украли и выкупили тело А. Т. Стюарта несколькими годами ранее. Но, конечно, несколько извращенных типов в финансовом районе Нью-Йорка предложили другую интерпретацию. В газете «Геральд» Беннетт предположил, что охрана и запечатанный гроб должны были помешать Гулду найти выход и вернуться, чтобы в последний раз устроить налет на Уолл-стрит.В городке Роксбери, расположенном в горах Кэтскилл, примерно в 130 милях к северо-западу от Вудлона, цинизма было гораздо меньше. Здесь, получив известие о кончине Гулда, разношерстная компания деревенских жителей собралась в маленькой церкви на склоне холма, чтобы пропеть гимн и помолиться. Многие из собравшихся принадлежали к семье Мор — родственникам матери Гулда, которая умерла, когда Джею было всего четыре года. Другие были старыми друзьями, которые когда-то давно участвовали в дружеских соревнованиях по борьбе с мальчиком Гулдом и которые позже, в 1856 году, поздравили амбициозного двадцатилетнего юношу с выходом его самостоятельно изданной «Истории округа Делавэр и пограничных войн Нью-Йорка».
Никто из этих прекрасных христиан ничего не значил. Они были маленькими людьми, ведущими неважную жизнь. Они мало видели Джея после того, как он, будучи еще молодым человеком, решил попытать счастья за пределами их изолированной провинции. (В отличие от большинства других самодельщиков, Гулд никогда не торговал своим скромным происхождением. «Факт бедности моего отца, — сказал он однажды настойчивому репортеру, — не стоит для меня ни цента».)[24]
Лишь в последние годы жизни Гулд, жаждавший вернуть что-то из своей молодости, вернулся в Роксбери надолго. Он приезжал сюда с короткими визитами летом 1887 и 1888 годов. Хотя он и не говорил об этом, во время последней поездки он уже страдал от туберкулеза, который впоследствии убьет его. Во время поездки 1888 года Гулд в сопровождении нескольких своих детей и племянницы бродил по немощеным улицам Роксбери, заходил к старым друзьям и гулял по территории местного кладбища. Он также ловил форель на озере Фурлоу в соседнем Арквиле. В последнее время ходили сплетни, что Джордж Джей Гулд — старший сын и наследник, о котором так много говорили, — покупает землю и планирует построить дом на берегу Фурлоу. Теперь, на поминальной службе, друзья и двоюродные братья Джея качали головами и говорили, что очень жаль, что так случилось. Они с нетерпением ждали, когда их яркий мальчик снова вернется домой.Тем не менее, не все старые соратники Гулда по Кэтскиллз испытывали ностальгию. «Джей Гулд умрет завтра через неделю…», — писала в дневнике Джулия Ингерсолл, дочь первого крупного мецената Гулда в бизнесе, Зэдока Пратта. «Он оставил 72 миллиона, но остался должен моему отцу несколько тысяч. Будет ли он теперь сожалеть о том, что задолжал кому-то в этом мире? Почему мой дорогой отец сказал однажды, когда кто-то назвал Гулда такими страшными именами: „Тише! Не говори так громко“. Потому что он безропотно терпел неблагодарность от этого человека, и поэтому мне кажется странным, что я никогда не смогу отозваться о нем плохо? Что он положил в верхнюю сокровищницу, чтобы взять оттуда, куда он ушел?»[25]
Глава 2. Предки