— Молодец, хороший мальчик. Скоро они начнут тебя прессовать — время идет, деньги тратятся, а результата-то нет!
— Меня, наверное, лейтенант Гибсон скоро опять за жопу возьмет.
— Может взять, — согласился Пол. — А ты не раскисай, хочешь, конфетку дам?
— Не надо. Лучше продолжай меня прикрывать.
— А ты работай давай! Хватит спать! Ладно, «на сладкое» покажу тебе одну запись.
— Ну, не стоит, наверное… — Я испугался, что сейчас увижу очередную сцену с этажа «G».
— Не бойся, это про твоего Гибсона. Немного развлечешься…
Пол быстро ввел какую-то команду и вся левая, ничем не занятая стена его кабинета засветилась. На экране возникло какое-то казенное помещение и несколько человек в нем, видимо кабинет некоего среднего начальника. Таймер внизу показывал время записи — как раз через пару часов после того погрома, когда я впервые увидел Лорен. Кое-кто из присутствующих мне был хорошо знаком: лейтенант Гибсон, сержант Вудфорд и полковник Ромберг — начальник районного управления полиции. Остальных я знал плохо, некоторые были мне незнакомы. Судя по тому, что под портретом Президента сидел именно полковник, запись была сделана в его кабинете. Совещание происходило перед огромной сенсорной картой Города. Карта была испещрена разноцветными кружочками и ползающими стрелками, словно настоящий военно-оперативный план. Ораторствовал лейтенант Гибсон, как великий полководец, он вопил, особо не стесняясь полковника, бесцеремонно ругал патрульных за то, что те не доложились ему еще утром, и за то, что за два часа не успели представить донесения о розыске подозреваемых в распечатанном виде. По всей вероятности, он уже предчувствовавший тяжесть новых звездочек на своих погонах.
«…вашу мать! — орал лейтенант. — Сюда пошлите восемь человек, а туда хватит и пяти!»
«Прошу меня извинить, господин лейтенант, но я…»
Младший инспектор даже заикнуться не смог о каких-либо там извинениях, чтобы потом перейти к важным донесениям.
«Погоди! Ты что, разве вы не слышишь — я отдаю приказ?» — злился Гибсон.
Совещание почему-то проводилось таким образом, как будто начальник тут вообще не присутствовал. Полковник не вмешивался — молчал, и, похоже, совсем не принимал участия в совещании, только сидел и слушал. Но скоро собрание прервали — появился незнакомый мне патрульный сержант, и поспешно доложил, что какой-то штатский настоятельно просит принять его по очень важному делу.
«Подожди! — зарычал лейтенант, продолжая тыкать в карту голографической указкой. — Ты что, не видишь? Идет совещание! Выйди и закрой дверь с той стороны!»
«Но, сэр, я прошу прощения, по моему скромному мнению его необходимо срочно выслушать, — настаивал сержант, — это врач и ему есть что собщить нам…»
«Какого дьявола ему здесь надо?»
«Не горячитесь, лейтенант, — наконец подал голос полковник, оказавшийся чрезвычайно заинтересованным, — время пока терпит. Лучше выслушайте этого врача, а потом уж мы продолжим.»
Тут сразу стало понятно, кто хозяин кабинета и кто на самом деле ведет совещание.
«Ладно, уговорили. — Лейтенант наконец положил свою указку. — Позови этого дохтура, послушаем, что он тут нам расскажет».
Порог переступил начинающий лысеть, но еще молодой жгучий брюнет лет тридцати с сумкой для компьютера в левой руке. Он нерешительно остановился и посмотрел вокруг.
«Я, господа, искал вас в дежурной части, — сконфужено начал он, — но мне сказали, что вы все здесь».
«Присаживайтесь доктор, — полковник молча указал рукой на свободный стул, — мы вас внимательно слушаем».
Вошедший сразу же уселся, уступая любезному приглашению полицейского начальника.
«Я врач общей практики, — приступил он к объяснению. — Меня зовут Пит Дарави, вот моя карточка. Я живу на улице Роз, а работаю в Северо-Восточном округе, на Широкой улице — там мой участок. Сегодня утром, примерно час тому назад — я как раз готовился ехать на вызов — в моей приемной неожиданно появились два человека и попросили о срочной помощи. Оба были сильно утомлены, покрыты городской грязью, а по их одежде можно было судить, что они ночевали не раздеваясь. У одного на нижней части левой голени, примерно на полфута ниже колена, была сквозная рана, уже начавшая гноиться. Рана, вообще-то, неопасная, но довольно неприятная. Я обработал рану, сделал укол комплексного антибиотика, но спросил пациента, когда и как он так нехорошо повредил ногу. Тот ответил, что позавчера ночью, возвращаясь от своей девушки, забыл у нее дома ключи и поэтому стал перелезать через ограждение своего двора и пропорол ногу о пику железного забора. Я смотрел по новостям о погроме и о том, что некоторые из нападавших получили ранения после столкновения с полицией. Это явно не тот случай, но все же… Вы, верно, знаете, как человек склонен отождествлять свое воображение с действительностью. Ну и вот… Это показалось мне крайне подозрительным. Не думаю, что я фантазирую, но тут что-то явно по вашей части».
«Мы весьма вам признательны, дорогой доктор, весьма благодарны, — полковник уже начинал терять терпение, — но что именно вас так насторожило? Что показалось странным?»