Темный Империум: Чумная война

Он думал о том, стоит ли ему открыть контейнер и прочесть лежащую внутри книгу.

‘На её страницах не будет надежды, ’ – предупредил он сам себя.

Гиллиман никогда не читал ту книгу, которая лежала внутри. Он отказывался от этого с того самого момента, когда она впервые была издана. Никогда не поступая так с какой-либо другой книгой, в случае с этой он в открытую заявлял, что он будет игнорировать её. Давным-давно, во времена Века Просвящения, Гиллиман считал себя одним из наиболее разумных примархов. Он был учёным мужем, рациональность была его первым и последним доводом, и, тем не менее, специально порицал эту работу. Почему? Он делал это и всё остальное для того, чтобы угодить Императору, но это было не единственной причиной. Он хотел решить этот вопрос для себя самостоятельно. Он должен был ознакомиться с аргументами и проверить их, а не отбросить. Кредо Имперской Истины, как бы он не был к нему привязан, было всего лишь кредо. Оно имело недостатки и, конечно же, большая его часть была основана на лжи.

То, что он отвергал этот труд, был просчитанным оскорблением. Он и Лоргар никогда не встречались лицом к лицу. Гиллиман был рациональным примархом, в то время как Лоргар преследовал метафизические истины. Вера была его главным инструментом в размышлениях, и Гиллиман всегда презирал такой подход. Способ ведения войны Несущими Слово раздражал его. Как мелочно с его стороны. Он знал, что отвергая верования брата так рьяно, он лишь ускорил приближение конца тому всему, во что верил Император.

Или всего лишь заявлял, что верил, поправил себя Гиллиман. Он никогда не имел возможности поговорить с Императором об истине. Война мешала этому, а когда она была окончена, Император уже находился за пределами коммуникации. Лишь в тот момент, когда Гиллиман вернулся на Терру и был в Его присутствии, он смог услышать от своего создателя нечто иное, чем тишина.

Он вновь погрузился в воспоминания о той встрече, всё ещё будучи не в состоянии вспомнить всё то, что он видел, и что могло произойти.

Возможно, подумал он, я не читал эту книгу лишь потому, что Лоргар был прав.

Как я могу узнать это, не прочитав её? Его не волновало то, что он осуждал Лоргара – в этот раз проблема заключалась в том, что он отворачивался от своей интеллектуальной строгости. Он, в каком-то роде сродни Лоргару, был всего лишь фанатиком.

Теоретически: Я должен поставить точку в этом вопросе. Практически: Я должен прочитать книгу.

Гиллиман откинул книжку коробки. Тонкая книжка находилась в маленьком разъёме, озарённая мягким синеватым светом стазисного поля. Она была старой, практически такой же старой, как и он сам. Вместе они были реликвиями других времён и утерянных навсегда вещей.

Внешний вид книги не выдавал той силы, которую она содержала. Но она была могущественной и настолько разрушительной, что Гиллиман лично запретил её после окончания Ереси Хоруса. Каждая найденная копия должна была быть сожжена, слова в этой книге были насквозь пропитаны ложью предателя. Она была вырвана со страниц истории, вычеркнута из всех записей. Люди умирали, защищая её. Верующие называли их мучениками, но тогда Имперский Культ был слишком мал, и Гиллиман игнорировал его. В тот момент книга уже сделала своё дело. Мысли были посланы, закрепляющийся в памяти вирус передавался от одного ума к другому. Остановить это было невозможно. Всё написанное в этой книге, мысли и верования архипредателя, стало основанием Имперского Культа.

Он думал о том, знают ли высшие жрецы Экклезиархии об этом факте.

Зачастую эта книга была плохо напечатана, будучи изданной где-то на подпольных фабриках. Эта же была сделана из отличных материалов. Скорее всего, ей владел влиятельный мужчина или женщина. Это объясняло тот факт, что она сохранилась до этих пор. Одинокое название книги было выжжено на сделанном из золото листе дерева, что был прикреплён к светло-коричневой коже. Автор указан не был. Нижний правый край обложки был пропитан потом предыдущего владельца. Это было единственное напоминание о той личности, что мертва уже десять тысяч лет, и что читала книгу бесчисленное количество раз. Представление подобных картин в уме для Гиллимана всегда было чем-то похожим на фруктовое дерево, что не приносило плодов, вместо этого отнимая драгоценное время. Он избавился от навязчивых мыслей.

С того момента, как эта книга была написана, Имперский Готик сильно изменился – даже самые древние и наиболее укрепившиеся слова были изменены волнами перемен. Тот почерк, которым она была написана, был крайне старым. Мысли о чтении книги ввергли примарха в пучину воспоминаний. Они лишь усилили те ощущения нахождения не на том месте, которые испытывал Гиллиман, после чего он тут же отбросил все эти мысли, твёрдо собравшись уничтожить книгу и эту коробку.

Но он не сделал этого. Его палец нащупал скрытый тумблер, который отключил стазисное поле. Он продолжал смотреть на лежащую перед ним книгу.