Лавируя между столами, он торопливо вел меня через зал, который на глазах заполняли посетители: среди них преобладали пожилые джентльмены, но попадались и молодые; было даже несколько дам, которые – все без исключения – постоянно курили. Я еле поспевал за своим провожатым, беспрестанно оглядываясь на табличку «Выход», как на спасательный круг.
Мы остановились у какой-то золоченой двери.
– Что за ней скрывается? – спросил я.
– А что скрывается за любой золоченой дверью? – ответил вопросом на вопрос виновник торжества. – Прикоснитесь.
Протянув руку, я оставил на двери отпечаток большого пальца.
– Какие ощущения? – поинтересовался хозяин.
– Молодость, свежесть, красота. – Я еще раз коснулся позолоченной створки. – Все весны, прошлые и будущие.
– Да вы, оказывается, поэт. Толкайте сильнее.
Мы вместе налегли на дверь, и она, не скрипнув, распахнулась настежь.
– Здесь обитает Дориан?
– Нет-нет, здесь его ученики, последователи, но еще не Друзья. Полюбуйтесь.
Вдоль невероятно длинной стойки бара выстроилась шеренга – вернее, бесконечная череда – молодых людей, словно отраженных в несметном количестве зеркальных лабиринтов, где зеркала на противоположных стенах множат до бесконечности одно и то же изображение, которое, становясь все меньше и меньше, в конце концов делается и вовсе неразличимым. Все эти юноши как по команде повернулись в нашу сторону, а потом устремили пристальные взгляды друг на друга. До слуха почти явственно доносились их одобрительные возгласы. И с каждым возгласом лица становились все моложе, красивее, благороднее…
Я неотрывно смотрел на эту причудливую мозаику, на златокудрую фалангу, словно сошедшую с холмов и полей элизиума. Древний миф распахнул свои врата, и взору явились Аполлон и его спутники – один прекраснее другого.
Судя по всему, я невольно ахнул от восхищения. Мой провожатый втянул ртом воздух, будто решив допить все, что осталось у меня в бокале.
– Полностью с вами согласен! – поддержал он, а потом перешел на шепот. – Видите, вам бросили вызов. Не мешкайте, иначе попадете в передрягу. За мной!
Чуть покачиваясь, он заскользил по полу в своих бесшумных дорогих туфлях, увлекая меня за собой, легко придерживая за локоть и обдавая дыханием, в котором угадывался аромат цветов. Я услышал свой голос:
– Мне доводилось читать, что Герберт Уэллс завораживал женщин своим медовым дыханием. Но потом я узнал, что это симптом тяжелой болезни.
– Любопытно. Хотите сказать, от меня несет больницей и лекарствами?
– Нет, я не то имел в виду…
– Не отставайте. Вы – лакомый кусочек для голодных зверей. Раз-два, раз-два…
– Постойте. – У меня перехватило дух, но не от быстрой ходьбы, а от внезапного озарения. – Вот этот юноша, и тот, что за ним, и следующий…
– Ну-ну?
– Черт побори, – вырвалось у меня, – они же совсем одинаковые, как близнецы!
– Почти угадали! Не только эти трое, но и те, что дальше, и все-все, кого вы здесь увидите. У всех один возраст – двадцать девять лет, рост шесть футов, нежный загар, белозубая улыбка, ясный взгляд. Каждый самобытен, но все хороши собою, как я!
Бросив на него беглый взгляд, я осмыслил увиденное. Схожесть красоты. Ошеломляющее море юности.
– Не пора ли вам назвать свое имя?
– Дориан.
– Но вы сказали, что входите в круг его Друзей.
– Да, так и есть. И эти – тоже. Притом все мы носим его имя. Вот этот красавец. И тот, что рядом с ним. Разумеется, когда-то всех нас звали куда проще. Смит и Джонс. Фил и Гарри. Джейк и Джимми. Но потом мы вступили в круг Друзей.
– Не для того ли сюда пригласили меня? Чтобы я тоже вступил в этот круг?
– Как-то я увидел вас в баре и навел справки. С той поры миновал ровно год, на вид у вас вполне подходящий возраст…
– Подходящий?
– Что вас удивляет? Вам ведь под семьдесят?
– Допустим.
– Ужас! Кому охота разменивать восьмой десяток?!
– Я не против.
– Не против? Неужели вам не хочется испытать настоящее счастье, вспомнить безумства юности? Окунуться в них с головой?
– Это уже в прошлом.
– Ничего подобного. Вас пригласили – вы пришли, потому что вам интересно.
– Что тут интересного?
– Вот это. – Он оттянул воротник, чтобы обнажить шею, а потом несколько раз согнул и разогнул бледные запястья. – И все вот это! – Широким жестом он обвел безупречные лица тех, мимо кого мы проходили. – Сыны Дориана. Неужели вам не хочется быть таким же молодым, полным сил?
– Разве это в моей власти?
– Признайтесь, вы думали об этом ночи напролет в течение многих лет. Скоро вы вольетесь в их ряды!
Мы достигли конца этой длинной шеренги загорелых юношей с белоснежными зубами и медовым, как у Герберта Уэллса, дыханием…
– Неужели вас это не соблазняет? – продолжал мой спутник. – Неужели вы откажетесь от…
– Бессмертия?
– Нет! От того, чтобы прожить еще двадцать лет, умереть в девяносто и выглядеть на двадцать девять, лежа в гробу, будь он трижды проклят! Перед нами зеркало: кто в нем отражается?
– Старый козел среди сотни фавнов.
– Вот именно!
– Где тут записываются? – рассмеялся я.
– Значит, вы согласны?
– У меня еще остались вопросы.
– Ну, что с вами делать! Ладно, вот вторая дверь. Проходите.