— Я не дурак, гуэ’ла.
— Хаос способен превратить в дураков даже мудрейших людей, о’Шова.
— Я — тау, — с гордостью ответил собеседник. — Я заглядывал в бездну
— И ты так уверен в этом, Монт’шасаар? — поддразнил дознаватель. Затем он кивнул, увидев гримасу на лице ксеноса и почувствовав краткое, благословенное мгновение превосходства. Как же восхитительно было хоть раз оказаться в роли победителя.
— Ты не знаешь, о чем говоришь, — ноздри узника по-прежнему трепетали от гнева.
— Возможно, ты неосторожен в выборе доверенных лиц, — произнес Ганиил. — Он назвал мне твое имя, понимаешь ли… он, Калавера.
Чужак испытующе посмотрел в лицо Мордайну, и тот отвернулся, бережно прижимая ложь к груди.
— Монт’шасаар… я знаю имя, но не его значение.
О’Шова не отвечал.
«Для него это такое же больное место, как и меч, — почувствовал дознаватель. — А то и больнее…»
— Почему ты так боишься этого имени, ксенос?
— Я ничего не боюсь, — холодно ответил заключенный, — но уже говорил тебе: для тау имя означает всё.
— Тогда вместо этого расскажи мне про Артас Молох, — предложил Ганиил. — Ведь там ты украл твой порченый варпом клинок, верно?
— Клинок был
Они вновь беседовали на следующий день, и день после него, и так до тех пор, пока дни и ночи не сплелись в единый узел острых полемик и снов о полемиках.
«Я фехтую с о’Шовой, когда бодрствую и когда сплю, — подумал или увидел во сне Мордайн, — так что, наверное, здесь нет никакой разницы».
Ганиил смутно вспомнил, как Калавера говорил ему, что на поиск ответов осталось всего шесть дней, но, несомненно, эти шесть дней давно прошли. Окна арестантского вагона покрылись изморозью, так что он не видел внешнего мира с начала дознания. Двигался ли вообще поезд-призрак или застыл в чистилище?
«Мы что, обречены вечно повторять эту игру теней? — задумывался дознаватель, слишком уставший, чтобы бояться. Впрочем, мудрый шепот, просачивающийся из его воспоминаний, —
«
— «Шас’ва», на которое ты всё время ссылаешься… — Ганиил умолк и потер воспаленные глаза. — У Инквизиции нет данных о нем. По крайней мере, я их не видел.
— Шас’ва — это Путь Огня, — пояснил о’Шова. — Мой собственный путь.
— Ты создал свою философию? — спросил Мордайн, заинтригованный, невзирая на усталость.
— Ничего я не создавал. Только отыскивал истину и систематизировал её, когда находил, — тау помедлил, тщательно подбирая следующие слова. — Мой кадр силен и мой анклав надежно защищен моими «огненными клинками», поэтому я решил ступить на ваш’ятол, долгую дорогу между небесными сферами.
— И куда ты идешь?
— Я
— Калавера — твой проводник?
— По ваш’ятолу никого нельзя
— Что он мне и говорил, — затем дознавателя озарило: — «Ихо’нен»… Почему ты так его называешь?
— Это имя, выбранное им, — сказал о’Шова, а затем, предугадав следующий вопрос Ганиила, добавил: — Оно лишено смысла.
— Как такое возможно? Ты утверждал, что ваши имена наполнены смыслом.
— Он — не тау. Его имя ни с чем не соотносится.
— Тогда я приму и буквальный перевод, — Мордайн болезненно улыбнулся. — Порадуй меня.
— В его имени нет ничего радостного, — удивился чужак, запутанный разговорным оборотом. — «
Узник закрыл глаза в раздумьях.
— «
— «Пожиратель Грехов»? — вольно перевел Ганиил, и звучание слов убедило его в правильности выбора. — Я бы не доверился кому-то с таким именем.
— Это всего лишь игра слов.
— Ты так не думаешь! — пылко возразил дознаватель. — Калавера
Движимый чувством неясного товарищества, Мордайн наклонился вперед.
— Как ты встретился с ним?
Ксенос склонил голову, задумчиво изучая собеседника.