- Здравствуйте, Рината! – гремит его выразительно властный голос. Он резко, поднимается с моего кресла и смелой, но в то же время изящной походкой сокращает между нами расстояние. Он с таким дурманящим напором появляется передо мной, что назад попятиться хочется, вот только некуда. Панически боюсь втянуть его запах и задохнуться им. Боюсь этой манящей и до боли притягательной сладости его души.
- Здравствуйте! – отвечаю и вопреки своих же требований, держаться подальше, протягиваю ему руку.
Лев не мешкает ни секунды, обхватывает мою холодную ладонь и заметно вздрагивает. В это же мгновение его сконцентрированные зрачки опасно расширяются и теперь уже меня кратковременно встряхивает.
Что за неадекватная реакция?
Дыхание неестественно учащается, а кожу на позвоночнике внезапно окатывает россыпью колющих мурашек. Тепло, между нами, кажется обжигающим, и мои холодные до этого руки, ощутимо согреваются.
- У меня к вам несколько вопросов, Рината!
Эта фраза, точно триггер, заставляет меня вздрогнуть всем телом и еще крепче сжать мужскую ладонь, ведь сознание уже ярко транслирует утренний сон.
Боже, всю разом в пот бросает.
В голове сразу возникает страх – он все знает… Знает, ибо таких точных совпадений с реальностью не бывает.
То же место. Позиция. Рукопожатие. И та же фраза нутро изнуряющая.
Я помню последовательность нашего ракового диалога... Помню каждое словечко, но боюсь произносить ответ вслух, боюсь запускать цепную реакцию необратимых последствий.
Сознание красными лампочками сигналит о чудовищной опасности и, намеренно блокирует дыхание, запрещая озвучивать. Но вот его вопрошающий и глубокий в самое нутро взгляд, заставляет выдохнуть тихое…
- Спрашивайте!
Губы неосознанно дрожать начинают, как в том сне, и я не в силах унять их состояние. Не сейчас. Я с замиранием сердца, ожидаю губительную фразу - «Что вы чувствуете рядом со мной?».
И мне бы взгляд отвести, потому что тяжело удерживать контакт с этим серым туманом… Но так он точно узнает, насколько я напугана, а я не могу себе этого позволить.
Лев вдыхает полной грудью витающий вокруг нас воздух, видимо готовясь выдать самое пугающее для меня на свете и, на выдохе произносит…
- Присядем? – оглушает каким-то хриплым до дрожи скрипучим голосом.
Отвожу взгляд от пронизывающего до конечностей выражения лица девушки. Отступаю назад, неохотно разжимая потную ладонь.
Прописываю зверю полный игнор и намерено отхожу как можно дальше, чтобы не ощущать этот безумный, сводящий с ума аромат ее кожи.
Совершаю осторожный, едва заметный человеку вдох и собравшись мыслями начинаю…
- Насколько я знаю, операции умерших пациентов, провели именно вы, – спокойно констатирую, обретя наконец естественный голос.
- Да, - дрожь в ее голосе раздает явное волнение. Рината присаживается на свое кресло, в котором знаю, очень удобно и, встревоженно склоняет голову на бок. – Как и многие другие… - добавляет с твердой ноткой на конце.
«Многие» – у этого слова есть конкретная цифра? А то я не совсем понимаю значения данных букв. Хотя от чего же? Если судить по увиденному в операционной, можно смело предположить, что за пять лет ее работы в хирургии, по меньшей мере, полторы тысячи операций за ней числится.
- Все процедуры были последовательны, одна за другой, не так ли? – поднимаю вопросительный взгляд.
- К чему ваш вопрос? - срывается ее голос и еще больше дрожать начинает, а у меня, как следствие, цепной реакцией за грудиной колошматить. - Вы думаете я причастна к их смерти? – поднимается с кресла.
- Я лишь пытаюсь разобраться! – отзываюсь на ее явное возмущение. – Просто, это выглядит немного странно, ведь все пациенты исключительно ваши…
- Намекаете, что я допустила одинаковую операционную ошибку у всех троих? – смотрит на меня своей чумовой синевой и точно в душу заглядывая говорит, - Считаете, я связана с их смертями?
Сам офигеваю, как она танком на меня со всей скорости напирает, аж плечи в себя вжимаю неосознанно. Но что самое интересное – она права, я действительно считаю, что связь между ней и смертями имеется.
- Да, - выталкиваю как можно быстро. Эти две буквы мне сейчас глотку обжигают.
Романова вдруг всхлипывает несвойственно, словно ей пощечину зарядили и уже со слезами на глазах выдает…
- Я как рыба в воде, в мире хирургии, - утверждает сдавленным тоном. В сердце, словно толстую иглу втыкают – так мне больно от ее голоса.
Мне даже хочется извиниться за свое жесткое предположение, сказать, что я верю, ведь имел честь лицезреть собственными глазами, но не успеваю и рот открыть…
- Я ни одной смерти не допустила, кто бы не ложился под скальпель, - она усердно пытается собрать в кучу свою ранимость и слабость передо мной. - Ни разу не допускала врачебной ошибки… - собирается-таки силами, говорит теперь четко и уверенно, - И эти, три мои пациента стопроцентно шли на поправку, исключая любой намек на обратное.