Темный лорд. Заклятье волка

— Мама, почему камни светятся? — спросил он.

— Это, насколько я понимаю, вовсе не волшебство. Они просто впитывают свет лампы, — сказала она. — Как толь­ко мы погасим ее, камни потемнеют.

— Не гаси лампу, — взмолилась Эли. Голос ее срывался от страха.

— Я вовсе и не собиралась.

Мать еще немного прошла вперед, перелезая через гигант­ские каменные пальцы. Пещера заканчивалась каменными уступами, на которых кое-где сохранились приклеенные огарки свечей. Карас сосчитал их. Каменных полок оказалось восемь, две больших над самой водой и несколько малень­ких — выше. Он вспомнил, как однажды тайком пробрался на ипподром, чтобы увидеть гонки на колесницах. Да, поду­мал он, очень похоже на стадион в миниатюре.

Мать выбрала один уступ и жестом предложила Эли сесть рядом.

— Иди же. Подняться сюда нетрудно, а если соскользнешь, озеро с этой стороны мелкое. Я запросто тебя вытащу.

— Я-то думал, это будет колодец, — заметил Карас.

— Это и есть колодец, но колодцы глубокие, когда ты за­черпываешь воду сверху. А это самое дно, и его питают три мощных потока.

Карас видел только один.

Эли перебралась через скалистые выступы, осторожно поднялась, дважды останавливаясь и прося мать о помощи, желая, чтобы ей подсказали дорогу, поддержали или просто подбодрили. Наконец она оказалась рядом с матерью.

— Обряд займет много времени, Карас, — сказала мать, — так что не забывай: ты сам напросился идти.

— А я никуда не спешу, — заверил ее Карас. Однако хра­брость покинула его у этих кроваво-красных вод, и ему боль­ше всего хотелось разреветься.

Он ждал, глядя, как мать готовит Эли к обряду. Она дала ей какие-то травы из мешка, потом пожевала их сама. Еще она достала черпак с длинным черенком и положила рядом с собой. А потом затянула:

— Властительница луны,
Хозяйка ворот и переходов,
Хозяйка тех, кто ушел,
Хозяйка мертвых и мира мертвых,
Хозяйка песни и магии,
Здесь, на скрещении трех путей,
Здесь, у воды, где сливаются струи,
Обрати взор свой на своих дочерей...

Она все бормотала и бормотала, а Караса била дрожь. Ему был ужасно холодно, и он подозревал, что мать и сестра за­мерзли не меньше. Они сидели, погрузив ноги в воду.

Мать подняла черпак, взяла его обеими руками. Продол­жая выпевать слова, она поклонилась на три стороны, затем зачерпнула воды и поднесла Эли.

Эли выпила воду. Карас смотрел, зачарованный. Глаза у се­стры остекленели, она раскачивалась взад и вперед, сидя на месте.

Пение продолжалось, не прерываясь ни на минуту. Посте­пенно и мать начала раскачиваться на месте, и ее глаза ста­ли пустыми. Обе они продолжали бормотать себе под нос.

— Геката, богиня, слепящая блеском воды, повелительни­ца смерти и загробных дорог, ты оберегаешь ворота в мир мертвых, ты впускаешь только покойных. Геката, богиня, ты владеешь звездным небом, повелеваешь черными глубина­ми холодных океанов, ты хозяйка потаенных мест, ты обере­гаешь ворота в мир мертвых.

Карас от холода перестал соображать. Ему хотелось пой­ти обратно, чтобы согреться в движении, однако ритуал за­чаровывал его. Внутри него разверзлась пустота, как будто он сам стал черным и пустым провалом под землей, как буд­то он сам превратился в океан и внутри него колыхались не­видимые приливы.

Крик, почти невыносимо громкий, заполнил пещеру. Кри­чала сестра:

— Как мне спастись от него? Я не стану им, я не умру от его зубов, как она!

Глаза у нее были остекленевшие и широко распахнутые, как будто то, что она видела, находилось за пределами пе­щеры. Карас не понял из ее слов ровным счетом ничего. Никто у них не умирал, младшая сестра была дома, с тет­ками.

— Нет, нет. Я не пойду этим путем. Нет. Нет!

Карас хотел подойти к ней, помочь, но не стал.

— Я не дам того, что ты просишь. Это слишком! Слишком дорого.

Карас наблюдал за сестрой в свете лампы и мягкого свече­ния на стенах пещеры. Значит, она отказывается от того, что предлагает источник, а ему даже не позволили попробовать. Почему же нет?

Мать продолжала бормотать нараспев, однако Эли озира­лась по сторонам, словно слепец, который ищет, с какой сто­роны доносится звук.

Почему же она отказывается от того, что он схватил бы не думая? Он полез через каменные пальцы к уступу, на кото­ром сидели мать и сестра. Мышцы окаменели от холода, его сотрясала идущая изнутри дрожь. Он втиснулся между ма­терью и сестрой. Потом пожевал травы. Вкус был горький, землистый, даже более того — пока он жевал, на зубах хру­стел песок и каменная пыль. Он с трудом проглотил. Во рту осталось полно песка. Карас взял черпак, лежавший рядом с матерью, и зачерпнул воды. Выпил.