Темный лорд. Заклятье волка

Беатрис смотрела на Стилиану, но при этом мимо нее, как будто даже не пытаясь вникать в то, что говорит госпожа ее мужу.

– Будь осторожен, – продолжала Стилиана вполголоса. – Много глаз следит за тобой, но в моем лице ты имеешь могущественного покровителя. Скоро придет время, схоластик, когда тебе придется научиться отличать врагов от друзей. Уже поговаривают о том, возможен ли брак между ученым и благородной дамой. Был ли ее отец рад такому союзу? Выбирай осторожно и с умом.

Луис склонил голову.

Стилиана откинулась на спинку дивана.

– Ну, мои дорогие, я и без того задержала вас. Госпожа Беатрис, жду тебя на следующей неделе, обязательно заходи. У меня собирается небольшой кружок, мы читаем Библию – самое подходящее место, чтобы узнать все дворцовые сплетни.

Беатрис поблагодарила госпожу. Луис поднялся, не зная, куда девать свой бокал. Беатрис забрала его и поставила на маленький столик. Затем повела его к выходу. Евнух распахнул перед ними двери, и супруги вышли. Их слуга ждал снаружи.

Луис не знал пока, как ему спастись от всех опасностей, надвигающихся на него. Поэтому сосредоточился на мысли, насколько неловко ощущает себя в высшем обществе. Он не хотел, чтобы Беатрис заметила, как сильно он напуган.

– Прости, я чуть не опозорил тебя, – заговорил он на франкском наречии. – Я не привык к дворцовому этикету.

– Вовсе ты меня не опозорил, – ответила Беатрис на том же языке. – У них тут приняты нелепейшие церемонии. Специально, чтобы смутить нормального человека, именно для этого они и придуманы.

– Не понимаю…

– Они заставляют тех, кто допущен, ощущать себя особенными, а тех, кто не допущен – ущербными. Весьма изощренный способ унижения. А послушать ее завуалированные угрозы и «тонкие» намеки! Такое поведение просто недопустимо, и я удивлена, что она так разоткровенничалась.

– Мы в опасности, – сказал он.

– Любой придворный всегда в опасности, – сказала Беатрис. – Это цена, которую приходится платить за большие возможности. Проводи нас в наши комнаты, – велела она евнуху, снова переходя на греческий.

Они двинулись в обратный путь по коридорам, останавливаясь, чтобы обменяться официальными приветствиями и паролями со стражниками, стоявшими у каждой двери. Луис уже успел устать от всего этого. Даже для бывшего монаха, вся жизнь которого была пронизана обрядами, правила византийского двора казались тяжкими и бессмысленными.

Они добрались до своих дверей и вошли. Луис тотчас заметил, что все его бумаги и книги исчезли.

– Ты прибирался в комнатах? – спросил он слугу.

– Нет, господин. – Луису показалось, что слуга как-то не особенно переживает из-за вторжения воров. Он уже хотел накричать на него, потребовать ответа, как он допустил такое безобразие, однако, раскрыв рот, тут же потерял нить рассуждений и вместо того принялся выяснять, что именно пропало.

– Что-нибудь ценное украли? – спросил Луис. Беатрис подошла к небольшому сундуку у кровати. Замок был взломан.

– Мои кольца на месте, – сказала она.

Луис в изнеможении привалился к стене. Тот, кто забрал его бумаги, даже не удосужился инсценировать ограбление. Беатрис в задумчивости опустилась на кровать. Луис подумал, а что в подобной ситуации сделал бы ее отец? Он перехватил бы у противника инициативу. Но как именно? У него зародилась одна идея.

– Нас слишком долго трепали враждебные вихри. Настала пора нам самим устроить бурю.

– Что ты хочешь предпринять?

– Я же квестор начальника священных покоев, которому поручено провести расследование, – объявил Луис, – вот я и проведу расследование, я выдвину обвинения и посмотрю, чего можно добиться угрозами там, где бессильны уговоры.

Глава семнадцатая Вала [15]

Болли Болисон сидел на берегу моря, глядя на темный горизонт. У него за спиной раскинулся палаточный город, над которым хлопали на ветру знамена с волками и воронами. Никогда в жизни он не видел подобной картины: сверкающий черный океан, небо оттенка железа и серебристо-голубой воздух.

Собаки в лагере будто взбесились, они непрерывно лаяли и рычали на падающий снег. Над морем парили две чайки, они громко переругивались, скандалили, как будто споря, что сейчас: день или ночь. Где-то рядом заходился в плаче ребенок, и никто не успокаивал его.

– Неужели это оно, вала?

– Не называй меня так.

Женщина, сидевшая рядом с ним, была не молода, но в слабом голубоватом свете казалась удивительно красивой.

– Но ведь это правда. Я не знаю никого мудрее тебя.

– Я не владею даром, Болли. Это у твоей матери руны жили в душе, а у меня нет.

– Но ты же видишь.

– Только чужими глазами. Хотя это правда, я вижу.

– Возможно, это и есть конец, то, что творится здесь?

– Не знаю, Болли.

Женщина повернулась к нему, и оказалось, что правая половина ее лица ужасно изуродована. Это был шрам от ожога – ни нож, ни меч не способны так изувечить кожу.

– Если бог умрет здесь, что потом?

Она отмахнулась от вопроса пренебрежительно и в то же время раздраженно.

– То же, что и всегда. Смерть, боль, перерождение. Как обычно.

– Элиф пытается этому помешать.