Темный лорд. Заклятье волка

Он провел Змееглаза под несколькими арками, между рядами болящих. Казалось, что скоро в больнице яблоку будет негде упасть. Лишь немногие были ранены, в основном пациенты сидели на полу, рыдая, некоторые кричали, что настал последний день и Христос возвращается в свое царство.

– Не обращай внимания на эту толкотню, – сказал доктор. – Из-за черного неба многие сочли себя больными.

Змееглаз подошел вслед за ним к двери.

– Жди здесь.

Доктор вошел и вернулся через пару минут с одеждой Змееглаза, кошелем и мечом. Змееглаз схватил свои вещи.

– Плату за лечение мы взяли из твоего кошелька, – сказал доктор, но Змееглаз уже спешил к выходу.

Он вышел на высокий холм, с которого открывался вид на весь город. Что сейчас, день или ночь? Он так и не смог определить. Небо было черное, однако с необычным серебристым отливом, ни ночь и ни день, а нечто среднее. Под холмом, похожий на длинного светлого змея, горбатился длинный мост, путь над водой. Слева поднималась громада величественного собора.

«Боги, строя свои планы…»

Легенда продолжала навязчиво жужжать в голове, словно муха, и ему показалось, что избавиться от нее можно только одним способом: сесть и рассказать. Он пройдет по улицам, найдет слушателей. Может, убьет слушателей, досказав им свою историю. Эта легенда вполне достойна того, чтобы стать последней из услышанных в жизни. Если только он вспомнит ее целиком. Она теперь сделалась незавершенной, и это тревожило его, слова были подобны вершине горы, сияющей льдами сквозь завесу тумана. На мгновение туман расходился, и тогда становилась видна скрытая за ним массивная скала.

– «И Локи полюбил ее, зная, что смерть в одной земной жизни невеликая цена…»

Смерть в одной жизни. Пустячная цена. Он слышал, как у него за спиной кто-то стенает, умоляет Господа забрать его и избавить от невыносимых страданий. Он обернулся на больницу при соборе. Если отпустить мысли, то здание становится нематериальным, ненастоящим. Зато руны делаются почти осязаемыми, яркими, словно летящий свет, воспламеняющий воздух вокруг него. Он чувствовал их: одна как ледяной ветер, вторая как острые шипы, третья похожа на опасное течение, увлекающее его в неведомые глубины. Он знал, что они всегда жили в нем, только проклятие мешало им проявиться. Он протянул руку, как будто желая коснуться их, и увидел сад на речном берегу и стену, в которой горело множество светильников.

Он подумал задуть их. Однако не все, кто умоляет даровать им смерть, получат желаемое. Он не станет убивать трусов, только храбрых и достойных противников, таких, как твердые в вере христиане, погибшие в соборе. Да, он хотел таких еще. Он вынул из ножен меч. Для начала он попробует по старинке. Змееглаз сгорал от нетерпения, желая ощутить, как кровь врага стекает по руке с мечом, желая заглянуть в глаза умирающему. Еще будет время, чтобы задувать светильники. Сначала он должен насладиться убийством, смертью с кровью, с жарким угасающим дыханием, с ужасом во взгляде, с хватающими воздух руками. После чего он займется и римскими солдатами, которые на самом деле греки. Он помнит, каким взглядом проводил его хитаерос, когда он покидал палатку императора. Солдат заплатит за насмешку, и он, и его товарищи. Они будут умирать у него толпами.

Змееглаз спустился с холма в город. Жизни его обитателей мерцали в ночи, словно двадцать тысяч светлячков, трепещущие огни их земных жизней были для него такими же осязаемыми, как их дома и очаги.

Глава тридцать четвертая Дом смерти

Луис вошел в собор. Ночь была темная, горели свечи, заставляя золото на алтаре сверкать еще ярче, обращая воздух в расплавленный янтарь, а колонны – в переливающиеся стволы волшебных деревьев.

Ковер из мертвецов, мужчин, женщин и детей расстелился по полу. Между ними ходили монахи, по-видимому врачи из больницы.

– Живые есть? – спросил он.

– Ни одного, – ответил монах.

– И здесь никого. – Монахи продолжали искать спасшихся.

Луис вздохнул и коснулся руки купца, который лежал, обращенный лицом к алтарю, нелепо яркий в желтом шелковом наряде. Тело совсем окоченело. Луис сел на скамью. Его разум оцепенел перед этой картиной массовой гибели.

– У тебя есть объяснения?

Это спросил капитан почтовой службы, худой человек с лицом злой крысы.

– Это же вы служба безопасности, вы и объясните. – Он ответил не думая, долгое расследование превратило агрессию по отношению к византийским чиновникам и офицерам в привычку.

– Ты назначен специально для того, чтобы защищать империю от козней чародеев. И судя по тому, что я сейчас вижу перед собой, ты не очень-то справляешься с работой.

Луису было стыдно ругаться с капитаном перед лицом стольких мертвецов, однако он не позволит этому негодяю переложить на него вину за случившееся. Он лихорадочно соображал, как убедить всех, будто он предупреждал о грозящей опасности. Он перекрестился. В кого он превращается? «Думай о погибших, Луис, о том, как такое могло произойти, а не о собственной шкуре».

Рука наткнулась на что-то в кармане. Он понял, что так и не выбросил языческий амулет.