Беатрис сильно обеспокоил этот жест, явно имеющий отношение к языческим обрядам, однако она уже приняла решение: назад она не повернет. Если бы Стилиана желала ей зла или помышляла убить, она не стала бы так утруждаться. Беатрис ощутила, как ребенок в утробе шевельнулся. Она прижала руку к животу.
– Еще рано, детка. Подожди, пока мы завершим то, что должны.
Лодка оказалась маленькая, обычная рыбацкая, хотя добротная и крепкая. В ней сидели мужчина средних лет и мальчик-подросток, судя по одежде, рабы, и оба очень смуглые.
– Мы сможем переправиться?
– Маяк прекрасно видно, и от дворцовых окон падает столько света, что вернуться обратно будет не трудно. Мы сможем.
Мальчик помог женщинам сойти в лодку, мужчина взялся за весла.
– Ну и времена настали, дамы, – заметил гребец.
– Да уж, – откликнулась Стилиана.
– Стоит ли ей ехать в таком положении?
– Нужда велика.
Беатрис поразило, с какой непринужденностью Стилиана общается с этими людьми, позволяет им задавать вопросы, не приказывает помнить свое место. Между ними не было никаких социальных преград, она не пыталась выказывать свое превосходство. Отец Беатрис часто говорил, что подобное обхождение со слугами неминуемо приводит к беде. Ее отец, Руан, двор. Та жизнь казалась теперь такой далекой.
Они тронулись в путь, и дворцовые огни померкли у них за спиной, теперь им светила только их маленькая лампа и большой фонарь в темноте.
– Я прямо как Харон, – пошутил гребец. – Я получу свою монету?
– Что? – не поняла Беатрис.
– Перевозчик мертвых, – пояснила Стилиана. – Древние греки считали, что между нашим миром и миром мертвых течет река, и Харон перевозит через нее.
Беатрис не оценила шутки, она не сводила глаз с огня впереди, который становился все больше.
– Что это?
– Башня Леандра, – сказала Стилиана. – Маяк.
– Зачем мы туда плывем?
– За светом, – ответила Стилиана.
Беатрис мерзла и куталась в плащ. Вскоре из мглы выплыла громадная башня с сияющим огнем. Башня была каменная, круглая, с открытой площадкой на крыше, где горел огонь. Позади него был установлен лист отполированного металла, который усиливал свет маяка.
Лодка ударилась о грубый причал. Двое мужчин помогли пришвартовать лодку, но тут же снова скрылись в маяке.
Мальчик помог Стилиане и Беатрис высадиться на причал, а затем передал Стилиане лампу. Она взяла ее и пошла в башню, Беатрис старалась не отставать.
Грубо сколоченная лестница вела к площадке внутри башни. И снова Стилиана пошла вперед. Беатрис думала, что не сможет подняться по такой лестнице, однако справилась, шагая бочком. От отчаяния она забыла об усталости и страхе. С площадки на крышу башни вела еще одна лестница. Одолеет ли она ее? Она должна. Она поднялась.
Беатрис вышла на крышу и поглядела на море. Даже в свете жаровни она почти ничего не видела за пределами самой крыши. Мгла была непроницаема. Беатрис оглянулась и невольно ахнула. Старуха-рабыня, одетая во все черное, обернулась, и Беатрис показалось, что она возникла из ниоткуда, когда ее смуглое лицо заблестело в свете маяка.
– Это Арруда, – пояснила Стилиана. – Она меня вырастила.
Женщина опустила глаза, но вовсе не из почтительности, как показалось Беатрис. На ее лице был написан вызов, даже как будто гнев.
От огня жгло жаром, и Беатрис немного отодвинулась.
– Уже пора? – спросила Стилиана.
– Пускай огонь немного прогорит, – сказала Арруда. – Луна пока еще растет.
– Откуда она знает? – удивилась Беатрис.
– Я это чувствую, – пояснила Арруда.
– Зачем она здесь? – спросила Беатрис.
– Потому что Бог любит троицу, – пояснила Стилиана, – и сам Бог в трех лицах.
– Небо, земля и то, что под землей, – сказала Арруда, – прошлое, настоящее и будущее. Отец, сын, святой дух. Дева, мать и старуха.
Беатрис больше не желала слушать. Она села, дожидаясь, пока пламя немного утихнет. Это случилось довольно скоро, и так же скоро в жаровне остались только мерцающие угли – приглушенное свечение в непроницаемой тьме.
Наконец старуха подошла к ней. Она плеснула себе на руки какой-то жидкости из фляги и намазала Беатрис веки.
– Вода с корабля, потерпевшего кораблекрушение, – пояснила она.
Затем старуха взяла другую флягу и поднесла к губам Беатрис.
– Пей, – велела она.
Беатрис послушно хлебнула. Это оказалась медовая вода, только с каким-то горьким, затхлым привкусом.
– Что это такое?
– Кикеон, тот, что готовили наши предки, – сказала старуха, – на сирийской руте.
Старуха со Стилианой уселись у жаровни, невидимые в темноте друг для друга и для Беатрис, и затянули вполголоса:
– Та, которую называют Гекатой, та, у которой множество имен, та, которая разрезает воздух и сияет в ночи, с тремя голосами, с тремя головами, с тремя лицами, с тремя шеями, богиня трех дорог, та, которая несет негасимое пламя в трех чашах, защищает по ночам необъятный мир, та, перед которой демоны дрожат от страха и склоняются бессмертные боги. Подчиняющая и подчиненная, подчиняющая людей и стихии, повелевающая хаосом. Славься, богиня!