Темный мир

Это не было кодовой фразой из знаменитого и сто раз перечитанного романа («В августе сорок четвертого», если кто не въехал), но я вспомнил именно ее – и против своей воли, против объективной расслабляющей реальности – насторожился. Не подавая виду, естественно.

Налил себе, взял ломоть серого, посолил. Нацелился ложкой в борщ. Вот сейчас я подцеплю вкуснятину со дна…

Борщ в миске слегка подрагивал. И даже не слегка. Поверхность его покрывала рябь – круговая стоячая волна, – и в центре миски то и дело вздымался маленький заостренный пик. Я смотрел на это и понимал, что быть такого не может, но оно есть… а потом ступни тоже ощутили вибрацию. Я посмотрел на Маринкину миску – в ней борщ тоже отплясывал. А потом я увидел глаза Маринки – и в них ужас.

– Не предусмотрели, – сказал кто-то сзади.

– Она нас видит, – сказал другой.

И тут, как в Маринкином видении, которое она пересказывала Ирине Тойвовне, все окружающее смялось, как тонкий бумажный лист, и обнажились темно-зеленые пластиковые панели, круглые иллюминаторы, за которыми стремительно проносились верхушки деревьев, – и ровный рокот, который я до того просто отказывался слышать, ворвался в уши. Стол из деревянного стал пластмассовым, и пластмассовыми были тарелки и ложки…

Я оглянулся.

Лучше бы я этого не делал, конечно…

Вертолет сел рядом с большим ангаром из гофрированного металла. Маринке велели остаться, а меня, подталкивая в спину, повели ко входу. Оборачиваться не хотелось. Всю дорогу я отводил взгляд, но их жуткие морды все время попадались в поле зрения, то прямо, то в отражениях, и мерещились, даже когда я зажмуривался.

Сразу за дверью была крутая металлическая лестница вниз. Внизу было полутемно и, похоже, жарко. Я стал спускаться. Люк над головой закрылся, и я услышал звук засова.

– Кто здесь? – спросили снизу голосом Джора.

– Это я, Костя.

– Ч-черт… и ты тоже…

– И я тоже, брат.

– А Маринка?

Я спустился на пол. Глаза быстро привыкали к полумраку.

– И Маринка…

– Поня-атно…

Все наши были здесь – кто стоял, кто сидел. Джор подошел к Артуру и без размаха врезал ему в челюсть. Артур рухнул и остался лежать неподвижно.

18

– …ну, привезли нас сюда, не сразу в подвал, сначала наверху поставили рядком, и подходит такой… холеный, одни ботинки, думаю, тонн на пять баксов тянут, я уж про галстук помалкиваю… и говорит: так, мол, и так, признавайтесь – кто трогал щит? Ну и на щит этот показывает. На котором мы Маринку несли. Ну, мы руками разводим – типа все трогали, а что, нельзя было? А если острая необходимость? Хорошо, говорит – а кто первый его тронул? Тут Кобетова принялась права качать. Ну, ты знаешь, как она умеет… В общем, ей дали по морде. Без затей. Тогда Артур говорит: вы, мол, не тех поймали, потому что первые, кто в подземелье пробрался, они на машине не поехали – и типа давайте договоримся, я вам все расскажу, а вы нас отпустите… Ну, этот холеный на него посмотрел и говорит: деточка, ты не с того конца базар повел. Если ты не расскажешь все, что знаешь, быстро, вежливо и старательно, то я не то что вас не отпущу, а жить вы все будете ярко, только очень недолго… Ну, Артур и рассказал. Правда, мне он потом заливал, что пустил этих по ложному следу…

– Может, и пустил. Например, случайно, – сказал я. – Ирину Тойвовну он поминал?

– А я не слышал. Его в сторону отвели… Допросили, выдали нам по аэрофлотовскому пайку – и в подвал. Типа ждите, если все подтвердится – пойдете по домам, если нет – сами виноваты.

– И вы все время тут сидите?

– Ну а как… постой, Костя, что-то я в твоем вопросе слышу странное. Что значит «все время»?

– Сколько вы тут сидите? Неделю, больше?

Джор посмотрел на часы.

– Одиннадцать часов. Примерно. Я не сразу…

– Бли-ин! – сказал я. – Как же они нас развели! Вот сволочи…

И рассказал ему о наших приключениях – опустив весь эпизод с Ириной Тойвовной и не упоминая куколку-проводника…

– Да, – согласился Джор, – остроумно. Так вот простенько, шарах по тыкве – и уносите тело. Молодцы…

– Угу, – согласился я. – Не тупые.

– Мягко говоря…

Я встал. Ноги все равно очень болели – будто я много дней шел, и шел, и шел, лишь изредка отдыхая…

– Тут какая-нибудь вода есть?

– Есть, – сказал Джор.

– Я покажу, – вмешался Хайям.

Подвал имел форму жирной буквы «Е». Вполнакала светились лампочки в потолочных плафонах, забранных проволочными решетками. Мы сидели кучкой (и лестница спускалась здесь же) у основания короткой палочки. Хайям же повел меня в конец длинной верхней. Здесь была темно-синяя фанерная выгородка с грязным унитазом и железная раковина с одним краном над нею. Стояла также и табуретка.

– Куда вы шли? – тихо спросил Хайям, когда я, посетив выгородку, разулся, забрался на табуретку и подставил распухшую ступню под холодную воду.

– Все равно не дошли, – так же тихо сказал я.

– Так все-таки?

– Помнишь два столба? И туман?

Хайям помолчал.

– Вот так, да? – сказал он наконец.