— Вы знаете что-нибудь о старинных рукописях, которые находились у вашего мужа и его брата? — спросил Барак, повернувшись к Джейн Гриствуд. — О формуле некоего вещества, над которой они работали.
Она устало покачала головой.
— Ничего я не знаю. Они никогда не рассказывали мне о своих делах. Упомянули только, что выполняют какую-то важную работу для лорда Кромвеля. Что за работа, они не говорили. Да я и сама не хотела об этом знать.
— Эти люди должны обыскать ваш дом от подвала до чердака, — непререкаемым тоном заявил Барак. — Пропала чрезвычайно важная бумага, и нам необходимо ее найти. После обыска двое из них останутся здесь, чтобы охранять вас.
— Мы что, под домашним арестом? — спросила мистрис Гриствуд, недовольно прищурившись.
— Нет, но ради вашего же блага вам лучше не выходить из дома. Возможно, вам угрожает опасность.
Джейн Гриствуд кивнула, сняла чепец и запустила пальцы в свои жидкие седые волосы.
— Конечно, нам угрожает опасность, тем более, входная дверь разбита в щепки, — проронила она. — Теперь всякий может войти в дом.
— Дверь непременно починят, — заверил Барак и обратился к одному из стражников, здоровенному детине. — Займись дверью, Грин.
— Хорошо, мастер Барак.
— Лорд Кромвель желает незамедлительно с нами встретиться, — сообщил Барак, повернувшись ко мне. — Сейчас он в своем доме в Степни.
Я заколебался. Поездка к лорду Кромвелю отнюдь не входила в мои планы.
— Это приказ, — процедил Барак, от которого не ускользнуло мое замешательство. — Я сообщил графу о случившемся. И эти новости не слишком его обрадовали.
Я счел за благо не перечить и вслед за Бараком вышел из дома.
ГЛАВА 8
Проезжая верхом через Сити, я рассеянно смотрел на снующую вокруг толпу. Царившие на улицах шум и оживление казались странными после мертвенной тишины печального дома, где я провел несколько часов. Нам пришлось проделать длинный путь, ибо дом лорда Кромвеля находился далеко за городскими стенами. Лишь один раз мы остановились, чтобы пропустить процессию — священники в белых сутанах окружали человека, облаченного в рубаху из грубой мешковины. Лицо его было перемазано сажей, в руках он держал охапку хвороста. За ним следовало множество людей — прихожане того прихода, к которому он принадлежал. Несомненно, то был слишком ярый сторонник Реформации, ныне отказавшийся от своих убеждений, признанных еретическими. Вязанка хвороста и следы сажи на лице служили напоминанием об огненной казни, неминуемо ожидавшей его в том случае, если бы он проявил упорство. По лицу раскаявшегося грешника текли слезы — скорее всего, отречение его было вынужденным. Впрочем, его душевные муки не шли ни в какое сравнение с телесными муками несчастных, чьи тела пожирает неумолимый огонь.
Я искоса взглянул на Барака. Он взирал на процессию с откровенным отвращением.
«Любопытно, каково его мнение обо всем этом», — подумал я.
Впрочем, каковы бы ни были его убеждения, проворства и выносливости ему не занимать. Быстрота, с которой он успел съездить к Кромвелю и вернуться в Куинхит со стражниками, была достойна изумления. И при всем этом он отнюдь не выглядел усталым, в то время как я едва держался в седле. Наконец процессия скрылась из виду, дав нам возможность продолжить путь. К счастью, к вечеру жара пошла на убыль, и дома бросали на улицы желанную тень.
— Что у вас в кармане? — спросил Барак, когда мы подъехали к Епископским воротам.
Я сунул руку в карман и обнаружил там книгу Сепултуса. Как видно, я машинально захватил ее с собой, вместо того чтобы поставить на полку.
— Это алхимический трактат. — Я пристально посмотрел на Барака. — Вижу, вы мне не слишком доверяете. Вы что, думали, что в тех бумагах, которые я передал мистрис Гриствуд, спрятана эта пресловутая формула?
— Сейчас такое время, что никому нельзя доверять, — невозмутимо пожал плечами Барак. — В особенности если состоишь на службе у графа. К тому же вы законник, — добавил он с дерзкой ухмылкой. — А всякому известно, с законниками лучше держаться настороже. Тот, кто этого не делает, проявляет crassa neglentia, как говорит ваша братия.
— То есть преступную небрежность, — перевел я. — Вы что, знаете латынь?
— О да. Я знаю латынь, и я знаю законников. Среди них много сторонников реформы, так ведь?
— Пожалуй, — осторожно заметил я. — Согласитесь, забавно, что сейчас, когда мы избавились от монахов, лишь законники сохранили за собой право щеголять в черных мантиях, называть друг друга братьями и избавлять людей от их денег.
— Знаете, все эти шутки по поводу законников успели обрасти длинными бородами, — резко бросил я. — И мне они порядком надоели.
— Но не станете же вы отрицать, что ваши собратья принимают обет повиновения, а вот от обета воздержания и бедности они очень далеки, — не унимался Барак.
Его вороная кобыла шла резвой рысью, и, чтобы не отставать, мне приходилось пришпоривать бедного Канцлера. Мы проехали через Епископские ворота и вскоре увидели впереди дымовые трубы трехэтажного особняка впечатляющих размеров, который построил себе Кромвель.