В 6:30, ровнёхонько под начало рассвета, добрался до Чейенн-Уэлс. Городок, застроенный типовыми панельками, точная копия Малиналько, в котором я покупал дирижабль. Только тот был к востоку от Арапахо, а этот к югу.
Всего-то пара часов пути, а Чип уже разнылся насчёт завтрака. Останавливаться я не стал, а вместо этого нашёл в бардачке шоколадный батончик, оставшийся от Габи с Изель.
Охотнику на заметку: не кормить белкусов сладким. Особенно, если у вас с белкусом налажена мыслесвязь. Дуреют и несут скоростную чушь.
Хотя-я-я-я-я…
Никоторые размышления Чипа мне даже понравились. Об относительности времени, например. Не то, чтобы они что-то изменили в моём восприятии мира, но мысль прикольная. Такая… как будто бы вырванная из диалога двух гиков, повёрнутых на научной фантастике.
«А вот, хайзяя, если времечко сущиствует всё и сразу, то есть пластом, — тараторил Чип, — то ниабизательно жы все должны его проживать одновременно. Тоисть, например, вот ты сичас проживаешь момент, в который мы едем в машыне дядьков убивать, а я, например, только-только родился и прожываю децтво, но паскоку времечко пластом, то всё сущиствует сразу и целиком, но каждый праживает жысь в своём темпе, сваим сазнанием, в сваём моменте, панимаешь, хайзяя? Ты тогда, а я тогда. Я тут, ты там. Думаю аб этом и чота даже одинока становится, — вздохнул белкус, и сразу же сменил тему. — А вот ещё! Бельчачье регби! О-о-о-о, хайзяя, это нада видеть…»
Ну и так далее…
То ли остановиться на заправке чаю попить, то ли повеситься?
К девяти утра были в Тепейоллотли. И это был последний дорожный знак, который я попытался прочитать вслух. В жопу. Дальше даже не пытался ориентироваться по населённым пунктам, и тупо пёр по дороге, которую проложил навигатор.
Ландшафт потихонечку начал меняться. Появились скалы и небольшие каньоны, а и без того скудная растительность пропала почти совсем. Вокруг теперь были кактусы, кактусы и ещё что-то, похожее на кактусы.
Примерно в это время мне позвонила Габи.
— Это не машина! — визжала госпожа кандидат в мэры. — Это восторг!
— Рад, что тебе понравилось, — я невольно улыбнулся.
— Понравилось? ПОНРАВИЛОСЬ⁈ — Габи заорала так, что даже помехи в связи начались. — Да это лучшая машина в мире! Я её, правда, поначалу боялась…
— Та-а-а-ак, — тут я немножечко напрягся.
Может статься так, что носорожка только изобразила из себя тупую покорность, а на деле затаилась, выждала пока я уеду и вытащила наружу свой монструозный нрав. Всё-таки разломная тварь, а не котёнок.
На несколько секунд я даже успел расстроиться и поругать себя за то, что сам себе устроил очередной геморрой. И мыслями уже возвращался в Арапахо, где внезапно появилась одушевлённая машина-маньяк, которая воет на луну, давит детей и старушек, и паркуется на инвалидных местах.
Но, к счастью, Габи поспешила развеять все мои сомнения.
— Мотор когда завёлся, меня аж пробрало! УР-Р-РРР-Р-Р-РР! — взрослая девка, вроде бы, а от восторга ударилась в звукоподражание. — Прямо вот уважение какое-то появилось… я бы даже сказала «трепет»! Я ещё подумала, что мне с такой мощью не совладать. Занесёт на ровном месте и с дороги нахрен вынесет, но на деле… Артём… она как будто бы живая!
— Правда? — по-доброму хмыкнул я.
— Да-а-а-а! — восторженно подтвердила Габи. — Не просто руля слушается, а как будто даже подруливает, когда надо!
— Чудеса! — воскликнул я, похихикивая.
— Да-а-а-а-а! — выдохнула девушка с явным наслаждением.
— Ты только кормить её не забывай, — напомнил я. — Красными ядрышками вполне нормально будет. Ты почувствуешь, когда она проголодается. Просто держи при себе, как сахарок для лошади.
— Поняла… — Габи, кажется, и правда что-то смекнула. — А бензин-то надо заливать?
— Само собой! — рассмеялся я. — Это всё же машина! И двигатель у неё работает на бензине.
Короче говоря, госпожа Куэтцпальи теперь стала самой упакованной в магические артефакты в мире. Из неодарённых. А может быть и нет. А может быть и да. Не суть, главное, что теперь к ней так просто будет не подобраться.
К полудню температура за бортом достигла чуть ли не сорока градусов. Над раскалённым асфальтом висело жаркое колеблющееся марево, создавая на горизонте иллюзию водной глади. Чипа перестал торкать сахар, он наконец-то заткнулся и уснул.
Спал, правда, тревожно, лапой дрыгал.
А пока мохнатый вырубился, у меня появилось время на подумать. А думал я о ночной беседе со жрецом и даре Тёмной.
Я ведь с самого начала понял, что Толясик, — настоящее имя жреца я теперь уже вряд ли когда-нибудь вспомню, — не слишком-то религиозен. Впору было спросить у него: «Вы утратили веру, прочитав Алису в зазеркалье?»
Но! Это ведь не мешало ему выполнять свои функции! Служить службу, или что там у ацтеков, приносить жертвы… И не испытывать при этом никаких угрызений совести от того, что эти жертвы могут быть не слишком добровольными. И бежать из Пирамиды в страхе от того, что немного погодя снова начнутся поставки инферн для жертвоприношений, он не собирался!
Отнюдь!
Он выглядел вполне довольным жизнью, и явно не собирался ничего менять!