— Ну… — Анжелика снова пожевала губу, и я не могу отделаться от мысли, что, если она не остановится, из нее пойдет кровь и испортит помаду. — Мой муж не стал мне все рассказывать. Он сказал, что мне не стоит об этом беспокоиться. Но он сказал, что Сальваторе помог заключить сделку с русскими.
— Конечно, помог. Он был правой рукой моего отца.
— Верно. — Анжелика нахмурилась. — Так зачем ему разрушать сделку, которую он помог заключить? Для них это непонятно.
— Он говорит, что считает, что мой отец ошибся, заключив сделку. Что Братва причинила бы мне вред и что я была бы в опасности с Петром. — Я вздрагиваю, когда говорю это. Произнесенное вслух кажется предательством всего, что, как я думала, было у нас с Петром, всего будущего, которое мы планировали вместе. Я жду, что мои подруги воскликнут, что Сальваторе сошел с ума, что мой брак был заключен не просто так, что он был неправ, вмешавшись.
Но вместо этого Анжелика и двое других обмениваются взглядами.
— Что? — Я поджимаю губы. — Просто скажи это.
Розария медленно выдыхает.
— Мы все боимся русских. Слышали всякое… — Она делает нервный глоток кофе, и чашка слегка брякает, когда она ставит ее на место. — Они опасны.
— Как и мы. Или мафия, во всяком случае, — замечаю я. — Но это не мешает тебе выйти замуж за сына мафии.
— Выйти замуж за одного из них, значит выйти за одного из нас. Ты только что это сказала. — Замечает Розария. — Может, эти браки и заключаются не по любви, но мы происходим из одного и того же сословия. Если одна из нас выходит замуж за сына мафиози, мы понимаем друг друга. Что общего у вас могло быть с Петром?
Она не говорит, о чем на самом деле спрашивает, но я это слышу.
— Почему он хотел жениться на тебе? — От этого я вздрагиваю. Я знаю, что она не хочет меня обидеть, но это так.
— Он хотел меня. Он… я думала, он влюбился в меня. Несмотря на все мои старания, мой голос дрогнул, и Кристина машинально положила свою руку на мою.
— Я думаю, Розария имеет в виду, что… что было в этом для Братвы? Не только Петру. Но это был договор, как ты и сказала. Договоренность о чем-то большем, чем то, чего хотели вы с Петром.
— Я имею в виду… — Я прикусила губу, пытаясь думать. Я никогда не задумывалась над этим. Мой отец организовал встречу, а я хотела Петра. Мой отец хотел дать мне то, что сделает меня счастливой. В моей голове все всегда было просто. То, что было договоренностью, отошло на второй план. Я начала задумываться над тем, что это значит, только когда это стало чем-то, что можно бросить в лицо Сальваторе, сначала как средство, чтобы заставить его не откладывать свадьбу, а затем, чтобы напомнить ему о его предательстве. — Речь шла о том, чего мы хотели. Мой отец хотел, чтобы я была счастлива с человеком, за которого выйду замуж. Он любил мою мать и хотел, чтобы у меня тоже был шанс на это. Поэтому он познакомил меня с Петром, думая, что мы будем хорошей парой. А когда он мне искренне понравился, он позволил нам продолжить ухаживания. И я влюбилась в него. — Я опускаю взгляд на свой остывающий латте. — Но я уже рассказывала обо всем этом раньше.
— Верно. — Розария смотрит на Анжелику, потом на меня, и у меня возникает четкое ощущение, что точно так же, как доны с тех пор говорили о Сальваторе, они говорят обо мне. Мне это не нравится. — Вот что было в этом для тебя. Даже для твоего отца, если его главной заботой было твое счастье. — В ее голосе мельчайший след горечи, я знаю, что ее отец работал над тем, чтобы найти для нее пару, и его не волновало, нравятся ли ей мужчины, которых он рассматривал. — Но что это дало Братве? Не Петру, а его отцу? А остальным?
— Прекращение всех войн. — Ответ приходит автоматически, но это не успокаивает выражение лиц Анжелики и Розарии. Даже Кристина вздохнула, как будто это не имеет для нее смысла.
— Мы не то, чтобы эксперты, — медленно произносит Анжелика. — Но я никогда не слышала, чтобы мой отец, или муж, или вообще кто-либо хотя бы намекнул, что Братва когда-либо действительно хотели мира. Насколько я знаю, они живут ради кровопролития. Они любят насилие. С чего бы им хотеть положить ему конец?
— Мой отец всегда говорил, что они животные. — Розария вздрогнула. — Я не хотела разрушать твое счастье, Джиа, но я так волновалась за тебя, когда ты сказала, что выходишь замуж за Петра. Я не могла представить, как все обернется.
Я чувствую, как напрягаюсь. Я не ожидала, что разговор пойдет именно так. Я думала, что все они будут в ужасе от того, что сделал Сальваторе, будут надеяться, что Петр спасет меня, будут так же сильно переживать за будущее моего, казалось бы, обреченного романа, как и я сама.
Но, похоже, они считают Петра и Братву врагами не меньше, чем Сальваторе.