Темный поцелуй

Люсьен, вероятно, попытается зарезать ее, предложи она воплотить в жизнь хоть одну из этих фантазий. Ей никогда не встречался мужчина, столь неуверенный в собственной привлекательности и приходящий в ярость всякий раз, как женщина сообщает ему о своем желании. Как могли другие не замечать его поразительной сексуальности? Его силы? Того, каким искушением он является для женских инстинктов?

Люсьен наклонился и еще раз просеял песок и камни, ища одним богам известно что. Солнечный свет, стервец эдакий, любовно поглаживал его. «Он мой!»

– Уходи прочь, Анья, – повторил Люсьен.

Грр! Она материализовалась, но, вместо того чтобы влепить ему пощечину, уселась на валун рядом с ним. Он опять был без рубашки, его кожа слегка обгорела, покрылась царапинами и ссадинами.

К ней он не повернулся.

– Я же сказал, уходи.

– Слушаю и повинуюсь, – насмешливо отозвалась Анья. – Тоже мне, папочка нашелся. Хотя, если хочешь им быть… Я, видишь ли, была плохой девочкой, которую нужно отшлепать.

С его губ сорвался болезненный стон.

– Анья! Пожалуйста! – Пот стекал по его спине, делая шрамы на коже еще более заметными.

Она протянула было руку, чтобы погладить их, но замерла, когда один из воинов воскликнул:

– Люсьен! Твоя женщина…

Анья поняла, что это Парис. В его голосе слышалось напряжение, еще более сильное, чем раньше. Ему, значит, так и не удалось никуда отсюда выбраться? Бедненький. Без секса Парис теряет силы. Если б он мог привезти с собой женщину для удовлетворения своих потребностей, все в его мирке было бы замечательно. Но Разврат, его распутный демон, не позволяет ему дважды переспать с одной и той же женщиной.

Знакомая с неудобствами секс-проклятий, Анья сочувствовала ему. Хотя ее собственное было прямой противоположностью его и никогда не давало ей получить желаемое, оба проклятия определяли их поступки и ограничивали свободу выбора. Это попахивает протухшими яйцами.

«Ничто, кроме этого проклятия, не может меня связать», – мрачно подумалось ей. Ее заколдовали до того, как она приобрела способность избегать заточения, поэтому проклятие сделалось ее неотделимой частью, от которой совершенно некуда деться.

Анья снова посмотрела на Люсьена и пожала плечами. Нет, как бы ей ни хотелось, чары нельзя разрушить.

– Просто оставайся на месте, – крикнул Парису Люсьен. – Она на моей ответственности.

Его ответственности? Анья не знала, радоваться ей или обижаться.

– Почему бы не позволить твоим друзьям прийти сюда поиграть с нами?

Он бросил на нее быстрый взгляд из-под полуприкрытых век и снова отвел глаза. Но даже такого непродолжительного внимания Анье оказалось достаточно, чтобы лоно ее увлажнилось. Живот напрягся, кожа возжелала его прикосновений. Весь потный, грязный и мужественный, Люсьен казался ей невероятно притягательным. Ням-ням.

– Что это на тебе надето? – хрипло спросил он.

– Униформа горничной. Ну, чтобы помочь тебе смахнуть пыль веков.

Он чертыхнулся про себя.

– Как и прежде, мои друзья тут рядом, прямо за камнями, – предупредил он. – И они делом занимаются, так что не надо их отвлекать.

Сколько еще раз он будет твердить, что она помеха? Заметив лежащий у него на ладони крошащийся камень, Анья нахмурилась. Возможно, если она докажет свою полезность, он посмотрит на нее другими глазами.

– Я помню это место в пору расцвета. До того как его переместили на землю, мы здесь обучались – я и другие божества. Как управлять своими силами, как вести себя должным образом и все в том же духе.

Лицо Люсьена осветилось интересом, который он даже не пытался скрыть.

– Мне никогда не дозволялось войти сюда, – признался он. – Мы лишь следовали за Зевсом, а он предпочитал здесь не появляться.

Фу-у-у! Пытка какая – быть привязанным к этому темпераментному говнюку!

– Жаль, что сейчас храм в таком плачевном состоянии. Тебе бы он понравился.

– Как он выглядел? – спросил Люсьен, выбрасывая обломки и просеивая новую пригоршню песка. Он просматривал на свет каждый найденный камешек, ища отметки, а затем выкидывал через плечо.

– По всему храму были расставлены высокие статуи. Некоторые стены увивал плющ, а в полу блестели бриллианты, изумруды, сапфиры и рубины. Уверена, что старый тщеславный Кронос восстановит былое величие храма, когда окончательно возьмет верх вместе со своими козлами-собратьями.

Люсьен фыркнул, и Анья против воли обрадовалась этому звуку. Для нее его смех служит чем-то вроде афродизиака, к тому же именно она его развеселила.

– Что еще?

– Дай-ка подумать. – Она постучала по подбородку окрашенным в снежно-синий цвет ногтем. – Каждую дверь обрамляли две белые колонны. Их называли столпами силы.

– А сколько всего было помещений?

Мысленно Анья вернулась к проведенным здесь дням. Красоту храма она любила, а вот его обитателей ненавидела. Сколько раз богини-ученицы жаловались наставнику: «Зачем Анья здесь учится? Она не одна из нас. От нее одни неприятности». Сколько раз молодые боги хихикали: «Зачем ей вообще одежда? Всем известно, что большую часть времени она проводит без нее».

Анья отогнала от себя болезненные воспоминания.