Он намекал на подобное ранее. Теперь же, когда он распростерт под ней…
Неожиданно Анья испытала внутренний конфликт, поскольку не знала, что теперь делать с Люсьеном. Вот дерьмо! Это по-настоящему все усложняло, потому что основа ее – вынужденной, черт подери! – неприязни и гнева оказалась разрушенной.
А вот Люсьен не оставит попыток убить ее. Не сможет. Если только не выберет ее вместо «всего, что ему дорого». Как эгоистично с ее стороны просить его об этом, когда нечего дать взамен.
– Анья.
– Что? – Часто заморгав, она посмотрела на Люсьена.
Его губы изогнулись.
– Сосредоточься.
– Ой, прости. Ты что-то сказал?
Он выгнул бедра и потерся членом о ее клитор.
– Я спросил, почему ты хочешь оставаться в одежде. На тебе есть шрамы?
Она покрылась гусиной кожей.
– Нет. – По крайней мере, не в физическом смысле.
– Если и есть, мне все равно. Клянусь. Я покрою их поцелуями, – хрипло пообещал он.
В животе у нее запорхали бабочки. Какой восхитительный мужчина! Положив ладони ему на грудь, она ощутила сильное биение сердца сквозь порванную рубашку и решила ему рассказать. После всего, через что они прошли, он заслуживает узнать правду.
– Я проклята, – наконец призналась она. Если он плохо отреагирует, она сможет его по-настоящему возненавидеть. Ее одержимость может растаять.
Он нахмурил брови.
– Ты тоже одержима демоном?
– Нет. Мое проклятие куда более тривиально.
– Ах да. Рейес о чем-то таком упоминал, но не смог ничего толком выяснить.
– Это потому, что о нем известно лишь нескольким избранным, которые в настоящее время скрываются, чтобы Кронос не заточил их. Ну, и еще той, что наложила его, но эта фригидная сучка за решеткой.
– Кто проклял тебя и почему? – В голосе Люсьена звучал гнев, будто бы он намеревался убить виновного, кем бы тот ни оказался. – Рейес говорил, что это могла быть Фемида.
Бабочки у нее в животе запорхали еще интенсивнее.
– Все верно. Моя мать сошлась с Тартаром, мужем Фемиды, и девятью месяцами позже – привет, малышка Анья. Фемида не знала, пока не увидела меня, потому что я, так сказать, женская копия своего отца.
– Помню Тартара, – сказал Люсьен. – Я, бывало, приводил ему заключенных. Почтенный мужчина, даже красивый, но у меня никогда не возникало желания его раздеть.
– Люсьен только что пошутил, – усмехнулась Анья, не в силах сдержаться. – Когда Фемида смекнула, что произошло, она совсем слетела с катушек. Последствия ее проклятия я поняла не сразу, а только через несколько дней, когда спало оцепенение. Боги, как же мне хотелось снести ей башку!
В глазах Люсьена сверкнуло и тут же пропало вожделение, краткое, но неоспоримое.
– Не знаю почему, но меня заводит, когда ты так выражаешься.
Анья полагала, что знает почему. Он ведь Смерть и каждый день становится свидетелем человеческой слабости и бренности, а она женщина, которая, если ее обидят, в долгу не останется. Сильная. Целеустремленная. И это должно быть желанным отличием. По крайней мере, она на это надеется – потому что она такая, какая есть, и отчаянно жаждет, чтобы ему это в ней нравилось.
– Расскажи мне о проклятии. – Его взгляд опустился к поясу ее брюк, и пальцы последовали за взглядом, оглаживая их верхний край.
Силы небесные. Итак, признание.
– Если я когда-нибудь позволю мужчине проникнуть в себя, то буду связана с ним навеки. Ни один другой мужчина мне больше не понравится.
Люсьен снова нахмурил брови.
– Это…
– Ужасно бояться утратить свободу из-за мужчины. – Разве что с Люсьеном эта мысль не казалась такой кошмарной. – Я никогда не смогу оставить его, что бы он со мной ни делал. Влюбись он в другую – я буду только наблюдать, томиться по нему и не получать желаемое.
Чем больше она говорила, тем сильнее он сопереживал.
– Очень долго моя воля была скована Смертью. Я делал все, что он хотел, не в силах его остановить.
– Значит, ты знаешь, как ужасно это может быть, да?
– Да. Именно потому я никогда не поставлю свою волю превыше твоей свободы. Не в таком важном деле. – Он облизнул губы, оставив блестящий след, который ей захотелось попробовать. – Так ты никогда…
– Нет, – процедила она сквозь зубы, коротко мотнув головой.
Довольно долгое время Люсьен не двигался и не произносил ни слова, а просто смотрел на нее. Анья не знала, что за мысли роятся у него в голове. Выражение его лица снова сделалось непроницаемым.
Наконец он произнес:
– Я резко осуждал тебя и покорно прошу меня за это простить. Анья… – Он собирался еще что-то сказать, но передумал. Помолчал. Потом произнес надтреснутым шепотом: – Ты когда-нибудь испытывала оргазм?
Она и сама не знала, какой реакции ожидала от него. Но точно не такой. Извинение? Поразительно!
– Только если сама его себе устраивала, – призналась она без тени стыда. – Я не уверена, считаются ли пальцы проникновением, поэтому ни одному мужчине не позволяла спускаться ниже талии.
– Ты поверишь, если я пообещаю, что не проникну в тебя?
– Я… возможно. – «Глупышка. Ему не стоит доверять и самую малость».
Черты его лица вдруг полыхнули неистовым пламенем.