Темный рай

Джей Ди всмотрелся в старое, обветренное, бесстрастное лицо, на котором ничего нельзя было прочесть.

– Он не вернется, Часки. На этот раз – нет.

Часки что-то проворчал, все еще вглядываясь в ночь. Зажав маленькую сигарету между большим и указательным пальцами, он сделал длинную затяжку, надолго задержав дым в легких. Когда он выдохнул, воздух наполнился сладковатым ароматом жженой конопли.

– Скот может подождать. Скота у тебя много. Брат у тебя один. – Часки опять затянулся так, что сигарета превратилась в его пальцах в крошечный красный уголек. Приподнявшись со ступеньки, Часки загасил окурок о доски крыльца и отбросил его на землю. После чего медленно поднялся и потянулся с кошачьей грацией. – Надо идти. У меня свидание.

– Сейчас второй час ночи! – удивленно приподнял бровь Джей Ди.

– Она у меня ночная совушка. Мужчина должен ценить каждую женщину за ее индивидуальные качества. У этой есть несколько очень милых, хороших качеств. – Часки кивнул. Воплощение мудрости в выцветшей футболке. – Та маленькая блондинка… Держу пари, у нее тоже есть некоторые хорошие качества. Есть на что посмотреть. Может, тебе стоит выяснить?

Джей Ди слегка скрипнул зубами, удержавшись от желания сказать Часки, чтобы тот побольше заботился о своих делах. Привычные правила никогда не были применимы к Часки. Он заявлял, что связь с древней магией позволяет ему жить в ином измерении.

– Часки, она здесь только проездом. Как бы там ни было, у меня нет на это времени. Кто-то должен держать ранчо в руках. И, насколько я понимаю, в этом единственная причина моего появления на свет. – Джей Ди слегка усмехнулся прозвучавшей в собственном голосе горечи. – Хранить переданное мне по наследству имя Рафферти.

– Довольно трудная задача, если после тебя не останется других Рафферти, – заметил Часки. Он повернулся и посмотрел на двор ранчо и дальше: взгляд его, казалось, охватывает всю Монтану. – Знаешь, человек не может владеть землей, – объявил он. – Люди приходят и уходят, а земля всегда здесь будет. Белым людям никогда этого не понять. Все, чем мы владеем, – это наши собственные жизни.

Все недосказанное Часки тяжким грузом легло на плечи Рафферти, заставив его вздохнуть. Джей Ди слишком устал, чтобы вступать в философские споры, чересчур измотался, чтобы защищать принципы традиционности или пытаться поразить Часки кодексом чести и ответственности «белого человека». Ничем этим Часки не пронять: он был выше всего в своем общении с мистическим.

– Чертовски хорошенькая ночка! – повторил старик, кивком указывая на небо. – Взгляни на все эти звезды. – Он посмотрел на Джея Ди, и в его маленьких темных глазах блеснуло изумление. – Славная ночка для ночных совушек.

Часки ушел, а Джей Ди остался наедине с ночью и звездами. Один. Именно так, как ему и хотелось, в чем Рафферти попытался себя заверить. Крепкий парень! Не нужен ему никто.

Брешешь, пес…

* * *

Таунсенд сидел за столом, самозабвенно погрузившись в бездны галактики, раскинувшейся за окнами подобно черному бархатному покрывалу с блестками. Судью трясло. Он был болен. Язык во рту казался распухшим угрем. Он не давал возможности воздуху пройти в легкие, и Таунсенд с хриплым присвистом и бульканьем едва дышал. Из носа непрерывной струйкой текла солоноватая слизь. Глаза слезились, нестерпимо обжигая воспаленные веки. На темной крышке стола белела полоска высыпанного кокаина. Таунсенд уже потерял счет принятым дозам и не знал, сколько порошка он просто высморкал в стоявшую рядом корзину для бумаг. Рядом с соблазнительной белой горкой лежал револьвер.

Шестизарядный «кольт» с огромным барабаном. Жалкий фаллический символ, но и сам Таунсенд был жалким человеком. Пятидесяти двух лет, пытавшийся стрелой достичь вершины, воспылавший страстью к молодой женщине, годившейся ему в дочери. Судья купил револьвер, чтобы произвести впечатление на Люси. Люси – его наваждение, его демон. Все вышло из-за нее. Это она вывела Таунсенда на дорогу из желтого кирпича, ведущую в страну Оз и дальше – в ад.

Еще сегодня утром Таунсенд думал, что сможет выбраться из этой бездонной ямы, что он еще в силах что-то спасти в своей жизни. Смыть с себя липкую грязь, очиститься, вернуть свежесть. Но – нет. К нему тут же попытались присосаться другие пиявки. Ему никогда от этого не освободиться. Не сейчас. Особенно не сейчас.

Толстый адвокат – Даггерпонт – мертв. Таунсенд не собирался убивать его. Они стояли на берегу реки, разговаривали. Птицы пели над быстро текущими водами. Светило солнце. Вокруг изумрудной бархатной долины возвышались величественные горы. Вся эта красота… И отвратительный, толстый Даггерпонт, с горящим жадностью взглядом в увеличенных линзами очков глазах…

…Что-то немного знает о нем и Люси… стоящее доллар или два… Не алчность, нет – просто хочет свою долю за умение держать язык за зубами…