Темный рассвет (СИ)

– Нет? – я приподняла брови. – То есть снова запрешь меня в Лавуа?

– Если потребуется.

– Мы столько говорили о доверии. Неужели мы так ему и не научились?

– Я больше не стану тобой рисковать. Жером прав, это не женские дела. И если Эльгер не способен держать сына в узде, возможно, это стоит поручить кому-то другому.

Взгляд Анри сейчас напоминал кардонийскую сталь в огне. Крючья браслета впились в запястье, с каждой минутой обжигая все сильнее. Да он действительно готов бросить вызов Эльгерам! И всему миру.

Подошла ближе, заключила его руки в ладони.

– Это касается нас двоих, и решение мы должны принимать вместе.

– Так же, как ты в Шато ле Туаре?

Я отшатнулась.

Смотрела на него в надежде, что он скажет что-то еще, но Анри молчал. Даже в лице не изменился.

– Если пойдешь к Эльгеру, – сказала негромко, но твердо, – перечеркнешь все, что между нами было.

Развернулась и вышла, оставив его наедине с газетой. Не знаю, куда подевались Жером и Гийом, но я была рада: видеть их сейчас совсем не хотелось. Пусть ругаются, пусть спорят до хрипоты, пусть решают свои мужские дела.

А мне пора дочку укладывать.

Мы с Кошмаром на пару ожесточенно драли: он – мягкий пушистый ковер, что в другие времена ему строжайше запрещалось, я – волосы щеткой. От ковра во все стороны летел пух и шерстинки, от моих волос – искры. Кот нагло пользовался тем, что мне сейчас не до ковров, а я просто не знала, как еще справиться с волнением. Вот и доставалось волосам, которые, кстати сказать, прилично так отросли. Пусть и не до прежней длины, но уже к тому приближались: в детстве няни и гувернантки только диву давались, как у меня это получается. Не знаю, как, но волосы и впрямь росли с небывалой скоростью.

За окном царила темень. Еще бы, ночь уже перевалила на вторую половину, хотелось забраться под теплое одеяло и свернуться клубочком, но вертеться юлой и протирать дыры в простынях не хотелось от слова совсем. Поэтому я продолжала расчесывать волосы, мечтая о хлебе с ветчиной. Просто это было последнее, что мне сегодня удалось перехватить из еды, бегом и на кухне. Тогда я запихнула в себя пышный мягкий хлеб и сочное мясо, даже не почувствовав вкуса… Дура! От ужина отказалась, потому что кусок в горло не лез, теперь вот искренне об этом жалела.

Негромко хлопнула дверь, но я не обернулась. Зато щетку приложила о туалетный столик так, что он чудом не треснул.

– Кошмар!

Кот напоследок деранул ковер и метнулся в сторону, с оглушительным мявом уворачиваясь от запущенного в него сюртука. Предполагалось, что он накроет его на месте преступления, но Кошмар оказался проворнее. Влетел серой молнией под кровать и забился поглубже, на всякий случай.

– Ха-ха! – победно воскликнула я, когда увидела, что Анри промазал. Но по-прежнему не обернулась.

– Тереза.

Муж прошел в комнату и нарисовался за моей спиной в зеркале, и я повернулась боком. Делая вид, что рассматриваю виньетки на шелковистых обоях.

– Тереза!

Он зашел с другой стороны, и я снова крутанулась на стуле.

– Прости меня.

– Вот с этого, – я резко развернулась и указала на него щеткой, в которую снова вцепилась, как в бревно на горной реке, – и стоило начинать.

– Я был на взводе. Но это меня совершенно не оправдывает.

– Вот именно!

Совесть цапнула меня за сердце: выглядел Анри уставшим и осунувшимся. И так хотелось подойти и обнять… что я и сделала, и только потом поняла это. Когда уже стояла, прижимаясь к мужу. Согревая, оплетая руками, пряча лицо у него на груди. Что-то я в последнее время стала подозрительной мягкой, как покойник на вторые сутки.

– О чем ты сейчас думаешь? – негромко спросил муж.

Я сказала, и он со вздохом покачал головой.

– Почему ты не могла подумать, как шапочка крема на бисквите?

– Я что, похожа на крем на бисквите?

– На покойника ты похожа еще меньше, что меня несказанно радует.

– Меня тоже.

Мы помолчали. Долго. Потом Анри со вздохом признался:

– Я есть хочу.

– Я тоже, – ответила я.

Словно в подтверждение моих слов, в животе громко заурчало.

– Может, совершим набег на еду? – предложил муж.

– Я в халате.

– Ну мы же не в королевский дворец собрались, а всего лишь на нашу кухню.

Я только рукой махнула.

Оставив Кошмара мучиться совестью – если, конечно, она у него есть – в одиночестве, мы спустились вниз. Анри отправился в погреб за ветчиной и сырами, а я устроилась за массивным столом для раскатки теста и принялась нарезать хлеб. Остатки сегодняшней роскоши пахли так одуряюще, что у меня рот слюной наполнился. Еле удержалась, чтобы не вцепиться зубами прямо в корку и не сгрызть ее. В шкафчиках обнаружилась посуда, куда и сгрузила нарезанное. Вот Анита завтра удивится, кто тут похозяйничал в ее отсутствие… Все-таки это ненормально, будучи женой графа и сестрой герцога по ночам совершать вылазки на кухню полураздетой. Ненормально, но как же увлекательно!

Анри вернулся, сгрузил на стол свертки, и мы принялись кромсать куски потолще, пока никто не видит. После чего устроились поудобнее и с наслаждением уплетали сэндвичи, по толщине не уступающие недавно упомянутым бисквитам вместе с кремом. Ничего вкуснее в жизни не ела!