Но в постели Париса ее не было, и это спасло тому жизнь. В полном одиночестве он напивался до беспамятства, чуть ли не внутривенно вводя себе амброзию — наркотик богов.
Сабин все еще пребывал в шоке от увиденного. Парис всегда был жизнерадостным оптимистом. Что же, черт возьми, с ним случилось?
Следовало бы провести с ним воспитательную беседу по поводу злоупотребления божественной амброзией. Воин под кайфом ни на что не годен. Сабин собирался уже встряхнуть Париса, вколотить в него немного здравого смысла, а потом поговорить с Люсьеном об этом. Но тут до его ушей донесся женский смех, и он последовал на звук, не в состоянии думать ни о чем другом, слишком велико было снедавшее его любопытство. Да, любопытство, а вовсе не отчаянное желание увидеть прелестное лицо Гвен, не мрачное и напуганное, а сияющее от радости.
И вот он стоял на пороге комнаты отдыха, переводя взгляд с нее на Уильяма, кипя от ярости, слыша, как демон беснуется у него в голове. Демон Сомнения жаждал уничтожить Гвен, но хотел сделать это единолично. Хотел быть единственным мужчиной рядом с ней. Любой другой представлял собой помеху и заслуживал наказания.
«Пусти меня к этому воину, — рычал демон. — Он пожалеет о своих действиях. Он будет молить о пощаде».
«Скоро».
Сабин только что жестоко убил человека, и, наверное, его должно было мутить при мысли о кровопролитии. К тому же Гвен вряд ли понравится, если Сабин у нее на глазах снова кого-нибудь прикончит.
Веселье стерлось с ее лица — что же ее так рассмешило? — и оно снова исказилось от страха. Кого она боится? Неужели Сабина? Или Уильяма, который вознамерился прибрать к рукам то, что принадлежит Сабину? Подумать только, ведь ему начал нравиться этот распутный ублюдок, он даже восхищался его дерзким остроумием. Теперь все изменилось.
— Сабин, старина, — сказал упомянутый ублюдок, поднимаясь и насмешливо улыбаясь. — А мы как раз говорили о тебе. Не могу сказать, что счастлив видеть тебя.
— Поверь мне, очень скоро ты вообще ничего сказать не сможешь. Гвен, возвращайся в мою комнату.
Анья встала перед Уильямом, заслоняя его, словно щитом:
— Брось, Сабин. Он не сделал ничего плохого. Он просто тупой. Ты же знаешь.
Вместо того чтобы закрыть собой женщину, как поступил бы на его месте всякий уважающий себя воин, Уильям из-за спины богини показал Сабину неприличный жест:
— Вообще-то я как раз собирался сделать кое-что плохое. Она хороша собой, а я давно этим не занимался. Вот уж несколько часов.
— Гвен, уходи. Сейчас же. — Не сводя с воина прищуренных глаз, Сабин вынул из ножен на поясе кинжал и вытер окровавленное лезвие о брюки. — Мне все равно, за кем ты прячешься. Сейчас ты увидишь последний в твоей жизни восход.
Гвен выдохнула, словно очнувшись от забытья. Когда Сабин шагнул вперед, она даже протянула руку, чтобы его остановить. Он не протестовал. Это легкое прикосновение возбуждало его больше, чем губы любой другой женщины, ласкающие его член.
— Пожалуйста, — прошептала она. — Не надо.
Сабин замер на месте. Гвен явно не собиралась уходить. Она вела себя слишком решительно. Какой же силой должно обладать такое хрупкое и робкое существо, чтобы осмелиться остановить его? А вдруг она хотела просто защитить Уильяма? Желание Сабина наказать воина многократно усилилось.
— Если ты хорошенько подумаешь, — весело сказал Уильям, положив руки на плечи Аньи, словно дразня его, — я ведь ничего плохого не сделал. Она не принадлежит тебе. В действительности.
Ноздри Сабина раздувались, мускулы напряглись, он едва сдерживал непреодолимое желание броситься на Уильяма. Каким-то чудом ему удалось остаться на месте. Может быть, потому, что он почувствовал, как дрожит Гвен, ее пальцы, горячие и настойчивые, коснулись его груди.
— С чего ты так решил? — требовательно спросил он.
— Мне часто приходилось общаться с женщинами, и я всегда знаю, когда какая-то из них принадлежит другому мужчине. Впрочем, это никогда меня не останавливало. Но Гвен свободна, приятель. Для меня, для любого мужчины.
Гвен замахала руками перед его лицом.
— Ничего не случилось, — умоляюще сказала она Сабину. — Я не знаю, почему ты так расстроился. Мы с тобой даже… мы не…
— Ты — моя, — сказал он, не сводя глаз с Уильяма. — Я тебя защищаю. — Сабин решил, что стоит заявить об этом вслух, чтобы Уильям и остальные раз и навсегда уяснили, что от Гвен следует держаться подальше. — Моя — и точка.
Его заявление не имело особой силы, но это нужно было сделать.
— Идем. — Он взял ее за руку и повернулся, увлекая за собой.
Уильям рассмеялся. Слава богам, Гвен не протестовала. Если бы она хотя бы попыталась, он бы взвалил ее на плечо и вынес из комнаты, как пожарный. А потом вернулся бы к Уильяму и выбил ему несколько зубов.
— Идиот, — проворчала Анья. Потом раздался такой звук, будто она отвесила Уильяму подзатыльник. — Хочешь вылететь отсюда? И на чью сторону, как ты думаешь, встанет Люсьен, когда придется выбирать между тобой и Сабином?
— Он на твоей стороне, — ответил воин. — А ты — на моей.