Теперь он всегда будет находиться с ней, и незамедлительно узнает о грозящей ей опасности. А она будет присутствовать в нем, уравновешивая его, в результате чего у монстра, живущего внутри него, не будет шанса вырваться на свободу.
Его тело горело в огне. Он мог чувствовать, как быстро теряет контроль над самим собой. Поэтому тотчас же был вынужден остановить процесс ее питания, будучи уверенным, что дал ей достаточно крови для полноценного обмена. С завершившимся ритуалом – их третьим обменом крови и их спариванием – он позволил себе роскошь затеряться в ее теле. Он погружался в нее, раз за разом, чувствуя ее тепло, ее огонь, принимающие его, удаляющие черноту из его души. Все эти одинокие столетия, все эти ужасные поступки, хотя и необходимые, все пропавшие частички – все это ей каким-то образом удалось собрать воедино. Экстаз, полученный ее телом, был тем, что он едва мог выдержать. Он чувствовал, как ее мышцы сжимаются вокруг него, крепче и крепче, все глубже затягивая его в этот пламенный вихрь, сдавливая его так, что он взорвался, разлетевшись на части, беря ее с собой в неизвестность.
Джексон вцепилась в Люциана в целях безопасности, как за спасительную бухту в шторме таких ощущений, которые почти шокировали ее. Она и понятия не имела, что способна почувствовать такое, понятия не имела, что ее тело способно на такие вещи. Люциан лежал на ней, стараясь не раздавить ее своим весом, хотя его тело внутри нее по-прежнему было твердым. Все это было таким сексуальным, эротичным и ужасно родным. Она смаковала его вкус у себя во рту, слегка медный аромат, мужской и соблазнительный. Она лежала под ним, удивленно взирая на него.
В ее памяти сохранилось смутное воспоминание об ее рте, двигающемся по его груди. Как раз когда она пыталась поймать его, мимолетная мысль принесла ей мгновенное осознание, что его напряженная плоть все еще погружена глубоко в нее. Он начал осторожно двигаться, словно должен был это делать, словно едва мог пассивно выносить ощущение ее плоти, окружившей его. Его руки обхватили ее лицо.
– Ты такая красивая, Джексон, по-настоящему красивая.
Она задвигалась под ним, ее тело было таким же разгоряченным и нетерпеливым, как и его, испытывало такое же желание, как и его. Ворсинки ковра ласкали ее спину подобно пальцам. Его рот снова заскользил по ее телу, его язык кружился вокруг ее груди, его мужское начало упивалось своей способностью брать ее снова и снова, потакая себе.
Она была теплом, шелком – всем, чего он когда-либо желал. И она хотела его с той же самой насущной потребностью, с какой он хотел ее. Он смотрел, как свет от камина играл на ее теле, лаская впадинки и задерживаясь на мягких линиях ее изящного тела. Он наблюдал, как его тело то входило, то покидало ее, и эта эротическая картина только усиливала его удовольствие. Он склонил свою голову к кончикам ее грудей, в то время как его руки ласкали ее тонкую талию и плоский живот. И все это время его бедра двигались медленно, лениво, наращивая жар между ними, пока они оба еще раз не сгорели в пламени наслаждения. Ему хотелось, чтобы эти неторопливые, глубокие и довольно легкие движения длились вечность. Ему хотелось провести жизнь здесь, в безопасном раю ее тела, где чудеса действительно случались.
– Люциан, – пробормотала она с придушенным изумлением, лаская руками его плечи, успокаивая его.
Он был нежен с ней, любил ее, дарил ей удовольствие, но в тоже время она чувствовала, как он пристально наблюдает за ней, чего-то ожидая. Ожидая ее обвинения. Она уловила эту его мысль прежде, чем он смог скорректировать ее, и сразу же подняла голову и нашла своими губами его рот, желая стереть его страх насчет ее неудовольствия. Люциан не должен думать, что причинил ей боль, и что она никогда не сможет простить ему этого. Все, что произошло между ними, было красивым и правильным. Она чувствовала это каждой клеточкой своего тела. Как он мог думать иначе? Как он мог обвинять себя, когда обращался с ней так нежно и осторожно?
– Я не хочу, чтобы ты испытывала ко мне отвращение, ангел, – наклонив голову, он поцеловал ее уязвимое горло, – я просмотрел твои воспоминания, твое сердце и душу, и не нашел там следов ненависти – даже к твоим самым худшим врагам. Это единственная вещь, которая дает мне надежду.
Джексон обхватила руками его голову, когда он начал двигаться более агрессивно, более сильными, быстрыми толчками. Ее тело, казалось, подхватило ритм его, поднимаясь навстречу ему, так, что она могла более глубоко ощущать его в себе, ощущать его частью ее самой. Ей было нужно чувствовать его рядом с собой, когда огненный шторм охватывал все ее тело, когда пламя перескакивало с него на нее и обратно, становясь все сильнее и сильнее, жестоким пожарищем проносясь по их телам, пока наконец не разорвалось на тысячи фрагментов, угольками осыпавшись на них.