Джексон незамедлительно нахмурилась и сделала острожную попытку сесть, проверяя реакцию своего тела.
– В том-то и дело, Люциан. Я не знаю тебя, ты не знаешь меня. Я даже не знаю, как оказалась здесь. Я не знаю, как позволила тебе взять под свой контроль мою жизнь. А теперь это. Я не в курсе того, что ты сделал, но точно знаю, что это не то, чего бы мне хотелось, а ты не потрудился посоветоваться со мной. Это что, пример старомодного воспитания? Привитого столетия назад? Когда маленькая женщина не имела мнения по поводу своей собственной жизни? – ее рука в защитном жесте взметнулась к горлу. Она стала не такой как прежде. Джексон чувствовала различия. Реальность прокрадывалась, хотела она того или нет.
Она находилась в постели в чем мать родила с мужчиной, которого едва знала. Он даже не был мужчиной. Он был каким-то могущественным хищником, которого она находила сексуальным. Сделав резкий вдох, девушка оттолкнулась от твердой мужской груди, хватая простыню и заворачиваясь в нее.
– Я совсем тебя не знаю. Поверить не могу, что спала с тобой.
Лицо Люциана стало более чувственным, чем когда-либо, легкая, задумчивая морщинка делала его таким привлекательным, что Джексон захотелось объявить его вне закона здесь же, на месте.
– Разве современные женщины не спят со своими мужьями?
– Мы не женаты. Я не выходила за тебя замуж. Я бы знала, если бы сделала это. Но этого не было, правда? – она провела рукой по волосам, заставляя их разлететься во всех направлениях, но затем поспешно подхватила простыню, так опасно соскальзывающую. Она посмотрела на него, осмелился ли он улыбнуться ее затруднительному положению.
Люциан понял, что все века, в течение которых закалялось его самообладание, сослужили ему хорошую службу. Мужчине удалось сохранить бесстрастное выражение лица, когда ему отчаянно хотелось улыбнуться от радости, наполняющей его сердце. Она растопила его внутренности, превратила его в нечто нежное, хотя он был так уверен, что ему не дано испытать такое. Люциану хотелось обнять ее и целовать до тех пор, пока ее глаза не потемнеют от желания, а ее тело не вспыхнет.
– Как ты думаешь, что такое «Спутники жизни»? Мы женаты по традициям карпатского народа. Мы связаны на веки вечные, один с другим, телом и душой.
Девушка спрыгнула с постели, стараясь сохранить достоинство в простыне, обмотанной вокруг ее тела подобно тоге, сковавшей ноги и мешающей свободе движения.
– Опять ты со своими словечками, такими как «вечность». Понимаешь? Именно об этом я и говорю. Мы ни капельки не совместимы. И я не распутничаю. Ты что-то сделал со мной. Какой-то магический ритуал. Вуду. У меня твердые моральные принципы. Я не сплю с кем попало.
Ему все труднее было сдерживаться, чтобы не улыбнуться. Черные глаза Люциана блеснули на нее, пройдясь по ней с медленным, обжигающим собственничеством, что сказало больше, чем когда-либо могли сказать слова.
– Я – не кто попало, Джексон, и я невероятно рад, что ты не «распутничаешь», – затем он пошевелился: откормленный дикий кот лениво потянулся.
Сразу же ее сердце бешено заколотилось, и она отступила от кровати с широко раскрытыми глазами.
– Ты просишь меня быть тем, кем я не являюсь, Люциан. Ты не дал мне возможности серьезно все обдумать.
– Что? Что обдумать? Я должен отдыхать под землей, но я не могу этого делать, если рядом со мной нет тебя. У тебя есть склонность попадать в неприятности.
Незамедлительно ее темные глаза полыхнули огнем.
– Ну, все! Я была вместе с тобой, но ты, кажется, не понял, что сделал. Ты не выказал ни тени раскаяния. Я единственная, кому приходится идти на компромисс, хотя здесь им и не пахнет. Ты просто принимаешь решение, что я буду что-то делать, и я делаю это. А это чертовски ранит! – с этими последними словами она стремительно вылетела из спальни. Конец простыни, вившийся позади нее, зацепился за край двери и резко остановил ее. Джексон просто позволила простыне упасть на пол, давая Люциану последний проблеск ее мягкой, бледной кожи и восхитительных изгибов, прежде чем исчезла из поля его зрения.
Люциан снова потянулся, упиваясь ощущением своих сильных мышц, тем, как его тело чувствовало себя живым. Он снова хотел ее. Он будет хотеть ее все время. И дня не хватит, чтобы он полностью насытился. Мужчина улыбался, не в силах остановиться. Для него она была таким совершенным чудом. Даже прямо сейчас, когда большинство женщин билось бы в истерике при мысли об обращении, она дала ему нагоняй за то, что он оказался таким высокомерным карпатцем. Люциан знал, что ей придется смириться с тем, кем она стала. Для нее это будет нелегко, но это было необходимо для обеспечения ее постоянной безопасности. Джексон была не из тех женщин, кого можно поставить на полку. Она всегда будет в гуще событий, что бы он ей не указывал. Смирившись с этим фактом, приняв ее личность, ее защищающую натуру, Люциан выбрал единственный для него путь – предотвращение катастрофы.